— Поздно кто-то жалует, — заметил Огнев, тасуя карты.
В гостиную легкой походкой вошел Сергей Николаевич Загорский, вежливо улыбаясь и обнажая свои жемчужные зубы. Загорский поздоровался с игроками. От него несло едва уловимым запахом духов. Вся его фигура сияла молодостью, красотой и здоровьем. В сером шелковом галстуке была заколота булавка с крупной черной жемчужиной.
— Друзья мои, вы уже за работой! — весело улыбнулся он одними глазами. — Я немного задержался у Изосимовых.
— Торопитесь же наверстать упущенное время, — предложил Гудович.
— А, впрочем, виноват, — спохватился он. — Я забыл свои обязанности хозяина. Стакан чаю? С ромом или со сливками?
— Предпочитаю последнее.
Игра продолжалась при участии Загорского. Присоединился и Гудович. Соединенными усилиями этих последних и Шварца, ничего не подозревая, жертвы шулерского плана обыгрывались незаметно и постоянно. Часов около двенадцати ночи был сделан перерыв. Пришли в столовую и отдали должное гастрономическому вкусу хозяина. Прекрасно закусили, выпили не менее прекрасного вина, что сгладило несколько неприятное впечатление от проигрыша.
— Чертовски не везет сегодня, — жаловался Шанкевич, жадно пережевывая бутерброд с икрой. — Ни одного банка не смог снять сегодня. Понтерку бьют, черт знает, что такое!
— В любви, стало быть, счастливы, — заметил с ехидной улыбкой Шварц.
— В любви ему везет… Все певички в «России» от него без ума, — подмигнул Огнев.
— Что вы говорите, господа, какой уж везет. Ни в любви, ни в картах удачи нет! Вспомнишь поневоле свои молодые годы. В бытность мою в Москве был такой случай. Приезжаем однажды мы со своим приятелем князем Берендейзатульским в охотничий клуб… Оба, понимаете, под шафе… Проходим в игорную. Баккара в полном разгаре. Ставки тысячные! Сажусь я, понимаете, беру карту… Пятьсот рублей в банк. Беру банк и продолжаю. Догнал до восьми тысяч… Фабрикант Оло-еянников, миллионер и игрок, спрашивает: «Сколько? Восемь тысяч рублей? Дайте!». Достает чековую книжку и пишет чек… Бью по первому абцугу…
— Будет тебе басни-то рассказывать, — грубо перебил его Огнев, бывший несколько не в духе от проигрыша.
— Говори, сколько тебе?
— Сколько в банке?
— Хватит с тебя! Двести рублей.
Шанкевич сделал многозначительную мину, взъерошил волосы и с апломбом сказал:
— Десять рублей. На третью руку больше не иду.
— Эх ты, игрок, — крикнул ему Огнев, — а туда же! Восемь тысяч в банке!
К утру вся честная компания проигралась в пух и прах. Весь выигрыш за малым исключением перешел в руки Загорского. Его искусные помощники оказались на высоте своего положения. Портили игру. Передавали карты, одним словом, исполняли свою роль как нельзя лучше. Уже рассветало, когда гости разъехались. Гудович, потягиваясь от бессонной ночи и неистово зевая, прошел в спальню и, не раздеваясь, лег. Спал он до обеда. Его разбудил приезд Загорского.
— Вчера мы заработали три тысячи четыреста рублей. Вот вам ваша доля, — протянул он Гудовичу пачку ассигнаций. — Я доволен вами. Следующую игру назначим на четверг. Я привезу одного пижона. Хорошо можно будет заработать.
Глава XXI
Живая приманка
Тайный игорный дом, организованный Загорским, продолжал свою деятельность с одинаковым успехом в течение всего зимнего сезона, предшествующего святкам. За это время не один томский купеческий сынок из числа любителей попытать счастья на зеленом поле внес посильную дань нашим предпринимателям. В особенности жестоко поплатился Вишняков. За каких-нибудь полтора-два месяца он проиграл около пятнадцати тысяч. Шварц потирал только руки, от такого проигрыша ему была двойная выгода: и установленный куртаж получал с ростовщиков, у которых его протеже учитывал векселя, и свою долю в шулерском дуване имел. Огнев тоже попался изрядно. Короче говоря, все постоянные и случайные посетители гостеприимной квартиры Гудовича поплатились за свою любовь к картам. Загорский не довольствовался уже тем способом, который он применил в первые два вечера, а прибегал и к «накладке».