Человек в тумане

Старые дома и улицы, словно иллюстрации к Диккенсу, памятники романтическому представлению юности.

Нельзя судить сегодня об Англии по Диккенсу, как нельзя судить о России по Достоевскому. Хотя первая допускает больше возможностей. Она не изменила свой мир! Будем объективны!

Рядом с набросками кривых переулков "Уайт-Чепел" яркая литография красивого и величественного "Кристалл паласа". Вот он, построенный в счастливое время всемирной выставки в Лондоне на высоком холме окраины города. Он возвышался над "Холодным домом" как символ процветания и надежды.

Сооруженный из стекла и стали, он сиял даже в тумане.

- Вокруг жили разные люди. Жили между "Холодным домом" и "Хрустальным дворцом". Между отчаянием и надеждой.

Однажды дворец рухнул. Сгорел. Хрусталь рассыпался мелкими осколками простого стекла. Не война причина тому. Он не выстоял. Он был обречен еще до рождения.

Акварель: Круглая площадка на вершине холма. Поднятые к небу изогнутые, ржавые фермы. Трава и старый, местами проломанный деревянный забор.

Все, что осталось от "Кристалл паласа".

А "Холодный дом" уцелел.

Он сохранил своих квартирантов, хотя многие из них изменились. Вот портрет пожилого джентльмена... Не сразу узнаешь его, встретив на улице, но все же это мистер Чедбенд.

Еще портрет. Похоже, что это мистер Сквирс. Он несколько осовременился, приспособился к окружению.

Здесь же старая английская иллюстрация бедняжки Джо, удивительно избежавшего влияния времени. Лохмотья, большие в темных впадинах глаза и худые голые руки.

Между тем вырос и утвердился на британской земле добропорядочный и осторожный мистер Тьюлер.

Герберт Уэлс разглядел его раньше других.

Рисунок маленького домика с садом и гаражом.

Все обнесено плотным забором. Таким плотным, что, кажется, сквозь него не проникнет ничто, мешающее истинно английскому образу жизни.

Жестокая война всколыхнула всех честных британцев.

Только эта уютная усадьба осталась в стороне. Война едва задела ее своим разрушительным крылом, не повалив забора, через который не доносились чужие страдания. М-р Тьюлер так отгородился от мира, что не увидел собственного сына, ставшего социалистом, борцом и... арестантом королевской тюрьмы.

Фотография: Конная полиция теснит демонстрантов на углу узкой улицы Даунинг-стрит. Дом на Даунинг-стрит - резиденция премьер-министра.

Овеянное военными бурями, потрепанное горячими восточными ветрами английское знамя стало линять и меж косых лучей его рисунка выступило четкое слово: "Компромисс!" Это нарисовано черным и желтым карандашами. Листок английского календаря. День смены премьер-министра. Беспорядочная россыпь газетных вырезок, кадров из хроникальных киновыпусков.

Во всех газетах, с экранов всех кинотеатров и телевизоров прогремели слова нового лидера: "Британия была, есть и будет Великой!"

Кто это сказал?

Да никак все тот же м-р Тьюлер. (Рисунок.) Он стоит, подняв кружку пива и так высоко задрав полысевшую голову, что не видит сидящего рядом, хохочущего парня из Пентагона. (Рисунок.) А парень хохочет над провалившейся авантюрой, над позором Англии, не сумевшей удержать Суэцкий канал.

"Британия была, есть и будет Великой!"

Не потому ли, что прав Герберт Уэлс: "Англия держится на двух китах технике и лицемерии".

Глава девятая

На низкой чугунной ограде старого сада висело освещенное газовым фонарем объявление:

"Сдаются удобные комнаты для холостяков, но имеющих собак. Сожалеем, цветных джентльменов просим не беспокоить".

Сергей успел прочитать это, проходя в калитку вслед за стариком.

"Надо будет записать в дневник", - подумал он. Хотя такие объявления не были неожиданностью. Правда, английские власти, казалось бы, ничем не притесняли негров, приезжающих из британских колоний, но последнее время стала распространяться американская мода, и чернокожим все чаще и чаще отказывали то в получении квартиры, то в получении "чистой работы". Особенно в богатых кварталах Лондона. Новое веяние стало проникать и за пределы столицы.

В глубине сада стоял большой серый дом, когда-то принадлежавший одному из тех провинциальных аристократов, на судьбе которых ярче всего проступал отпечаток их родины.

Гордые и самонадеянные, они долгое время не замечали начала конца. Они не хотели ничего замечать до тех пор, пока обострившаяся конкуренция и распад колоний не заставили их покинуть позиций на территории родовых поместий. Не будучи приспособленными к борьбе, они искали спасения в новых закладных на землю, охотничьи угодья. Продавали кареты и ливреи, увольняли слуг, превращали фамильные жилища в доходные дома.

В пасмурный, дождливый вечер дом не выделялся среди других построек. Днем он стоял в осаде. Сохраняя клочок былого тенистого сада, он темнел грязным пятном среди оранжево-желтых коттеджей растущего города-сателлита. Торговый город наступал на него, окружая автомобильными дорогами, захватывая парки, воздвигая рестораны с дансингами и кинотеатрами.

Обвисал всеми забытый, иссыхающий плющ, обнажая трещины в стенах, словно не выдержавших толпы новых жильцов.

Дом сдавался в наем.