Показывал директор с главным инженером и от трудового коллектива Димыч. При полном параде. В костюме с галстуков и при всех орденах с медалями, до пупа. Директор с парторгом и мужики попросили надеть. Может хоть это проймет высокое начальство. И дадут новые машины, чтобы двигать экономику вперед. Надел, скрепя сердце.
Вальяжно походив по территории автокомбината и глубокомысленно выслушав «просителей», главный транспортник с партийным боссом попросили Димыча показать, на чем работает он лично.
– Не верят, гады, – пронеслось в голове. Но виду не показал, сдержался.
– Вот, это мое орудие «перестройки», – подведя сановников к своему видавшему-виды «Камазу», похлопал по его кабине Димыч. Возраст – пятнадцать лет. Почему до сих пор ездит, даже механики не понимают.
– М-да, – пожевало губами высокое начальство.
Потом человек из ЦК ткнул пальцем в кабину (там виднелась аккуратно заклепанная строчка дырок), – мол, что это такое?
– Это по мне душманы шмальнули, – просто ответил ветеран. – Когда возил в Афганистан медикаменты с медоборудованием.
– Ясно, – поежились идеолог с чиновником. – Новую технику вы получите. Обещаем.
И обещание сдержали. Последней модели «Камазы» получили только Димыч и еще пара водителей. Остальным – «от хрена уши».
А «перестройка» меж тем двигалась дальше. Организовав в экономике бардак, ставропольский хлебороб перешел к обороне. Мол, Запад нам друг, нужно разоружаться. И развалил Армию с Флотом, а заодно «Варшавский договор», вышвырнув сотни тысяч офицеров на улицу.
Затем провозгласил всеобщую демократию, и пролилась первая кровь. Империя погрузилась в хаос.
Как и подавляющее число советских людей, Димыч этого не принимал, скрипел зубами и жалел, что у него нет любимого «дегтяря» для вылазки в Кремль. Пообщаться с главным демократом. Такого не понадобилось.
«Горби», как называли полюбившие его американцы, по-большевистски «урыл» бывший член ЦК вышедший из партии Борис Ельцин при поддержке московских диссидентов с интеллигентами и маргиналами. Тот сразу объявил «мир хижинам – война дворцам», чем вызвал всеобщее ликование.
– Димыч, а почему ты не ходишь на митинги? – спросил в один из таких дней Вонлярского, только что вернувшегося из рейса, один из его соседей, тоже ветеран войны, прибывший оттуда со счастливыми глазами.
– Не верю я этим партийным сукам, – был ответ. – Все они одним миром мазаны.
И как вскоре оказалось, не ошибся.
Для начала перевертыш и иуда похоронил Союз, подписав с такими же как он Беловежское соглашение, а потом, став президентом «всея», расстрелял парламент и вверг Россию в братоубийственную войну, унесшую сотни тысяч жизней.
Потом раздал народную собственность придворной камарилье, создав первых олигархов, а миллионы «электората» вверг в нищенское существование. Россия стала полуколонией и придатком Запада.
Одни, типа березовских, гусинских, смоленских и иже с ними, стали ворочать миллиардами, а другие – абсолютное большинство – считать копейки, голодать и умирать как в годы военного лихолетья.
Особо страдали ветераны войны и пенсионеры. Они жили в нищете – некоторые даже просили милостыню и рылись в помойках. Все это именовалось завоеваниями демократии. И точка.
Но Димыч не сдавался. По-прежнему, несмотря на возраст, трудился дальнобойщиком, гоняя в теперь уже «независимые» страны СНГ и Афганистан, а порой даже в Европу. Новые хозяева (госпредприятие стало ОАО) платили копейки, но худо-бедно на жизнь хватало.
Между рейсами мрачный герой войны и ветеран труда «бомбил» по Москве и Подмосковью на своей «шестерке», по случаю приобретенной в «застойные времена».
А в столице меж тем, как и везде, было неспокойно. Учуяв в Кремле своих, сорганизовался и выплеснулся на улицы уголовный криминал – старые воры в законе и молодые бандиты. По ночам, а порой и днем, в первопрестольной шла пальба, там шел отъем собственности. Отстреливали и грабили коммерсантов всех мастей, а заодно всех, кто попадал под руку.
Нарвался как-то и наш герой. В ту ночь выручка оказалась на диво большая – две его месячные зарплаты. Развозил по домам, на Полянку, а потом в Отрадное, тройку южных коммерсантов. Те отмечали в ресторане какую-то особо удачную аферу и щедро по-кавказски расплатились.
Когда около двух часов ночи, поставив верного кормильца в гараж неподалеку от дома, Димыч хотел закрыть дверные створки, из темноты в неверном свете фонаря нарисовались двое.
– Гони ключи от шарабана, дед, – щелкнул выкидным ножом первый, коренастый и с сиплым голосом. А второй, спортивного вида и ростом с Дима, молча протянул руку.
– Ща, ребята, – изобразил испуганное лицо тот и мгновенно сделал «козу» сиплому (тот заорал благим матом), а потом свалил подсечкой спортсмена. Затем раздался глухой удар, хруст, и ограбление завершилось.
Сиплый, зажимая рукой ослепшие глаза, выл по-собачьи на коленях, а его кореш, пуская кровавую слюну и икая, корчился на асфальте.
– Такие как вы, мне на зоне минет делали, – наклонился над гопниками бывший «дальстроец». – А теперь валите отсюда, пока я вас в участок не сдал.