Когда мы поднимаемся, то обретаем высшую любовь, что элемент есть бесконечного пространства. Коль силою не обладаем в пределе этом удержаться, тогда, спускаясь, находим мы еще любовь, поскольку снизошла она за нами.
И в отступлениях своих находим мы ее и даже в их последствиях – болезнях: наполнено ей все, она оставить нас никак не может.
И значит мы всегда в общеньях с Божеством, сообразуясь с уровнем своим и мерою своею.
Увы! Подобных отношений нет у нас с людьми, ибо общаются они умом, отнюдь уж не любовью.
К тому же, имеются меж ними жены, о коих Павел Тимофею говорил, что научают всех они, не достигая сами познанья истины ничуть.
Они за солнце принимают световую точку, и каждая из них желает ее себе подобным выдать за свет единственный вселенский.
О, как несчастны мы! Итак, не перестанем помнить, что мы живем в отягощенном царстве: отнюдь не в области единства. Тогда начнем мы разуметь себя.
295
Кисть зла из края вширь простерта над землей. Блаженны мы, когда влачим существованье лишь во тьме и сумраке! И если совершаем на один шаг больше, то для того лишь, чтоб в беззаконие войти.
Не занимает ли пять степеней по отношению к материи наш дух? И в первой степени, возвышенной над всеми, не замечает он материю, как будто ее совсем не существует.
Дух замечает ее в степени второй, но он стенает, видя как бесформенна она, и от того, что чувственное царство для царства духа очень вредоносно.
На уровень один встает он с нею лишь в третьей степени, привязываясь к ней и в ней черпая удовольствие свое. Но наслажденье это его отягощает, поскольку естество его взывает к радостям иного рода.
Рабом материи дух делается в степени четвертой, в ней уловляя больше уз, чем удовольствий: она властолюбивая хозяйка, которая никак не послабляет прав своих.
Он в пятой степени находит только нравственные угрызенья, печали, казни, безнадежность, поскольку здесь плод чрезвычайный и предел последний, к которому материя ведет любого, кто ей уподоблялся.
Здесь нет уж больше удовольствий с раболепством; здесь только сборище всех ужасов утрат, скорбей превратности сплошные.
Так следуй же путем обратным, и ты увидишь, что порядок вечный он дальше продвигает и проявляет его истину и праведность его.
Благодаря подобьям сопряженным, все свои качества премудрость увязала, чтобы дорога наша пролегла бы по мягкому пути, неощутимому как будто.
Вот почему смерть стала бы утешением вящим, когда б мы прежде рассмотрели этот мiр подготовительным подобьем по отношению к иному возвышенному более подобью и назидательному.
Ибо подобия должны всегда расти в значении и в пользе: подобье всякое – образчик тому из сходств, которое предшествует ему, однако оно лишь образ от того подобья, что следует за ним.
И разве символом не служит всё в физическом пространстве, в котором мы живем? И разве естественный характер тел не знак, не иероглиф их качеств, их начал?
296
Как заражение мы перенесем, что будет ощущаться по завершении вещей?
Мы смерть вкушали в течение столетий долгих. И вскармливалась иллюзиями юдоли рабства и обмана наша мысль.
И прежде чем в край истины вступить, необходимо ей очиститься, избавившись от развращенной пищи.
Се только крики душ людских, усилия, которые они предпринимают для совершенья этого чудовищного очищенья.
Все их жилища мусором и грязью изойдутся. Исполнятся все страны запахом зловонным и чумным.
Взгляните же на разложенье трупов и тошнотворный смрад, что ими источаем. Всю свою жизнь они питались мертвечиной, поскольку сами были существами смерти и не могли иным кормиться.
Куда бежать вам, о, людские души? Как вам избавиться от зараженья, которое распространите вы, которое вслед вам самим тянуться будет и после вас?
Они блаженны, если в час жизни не распространяли это заражение и не производили растений ядовитых, пустивших корень в почве смерти!
Когда сказать уж им не смогут: «
Когда сказать уж им не смогут:
Когда сказать уж им не смогут:
297
В отдельности и, в общем, человек в своих соотношеньях преуспел; по мере же того, как смертных вождь Адам воспрял, его потомство поднялось, великий свет восприняв.