Идите же дорогой духо-человека; вам непосильно породить его из человеческой души, как мнят о том поспешные сужденья, ведь есть одно лишь Существо, которое способно одарить бессмертной и нетленной жизнью.
Желаете ли вы его родить от Бога во время, пока смертный исполняет закон воспроизводства плотского грубейший? Могли бы оскорбить вы в этот миг Верховное Величие, содействуя Ему звериной необузданностью плоти?
Две эти трудности чины определяют душ людских в их месте ожидания, откуда они способны изойти поочередно для воплощения без ведома души, что их прообразует, и без малейшего изъяна высшей чистоты Предвечного.
Не стоит ли считать то место ожидания за состояние их детства? И коль они оттуда истекают, то не для того ли, чтобы подняться на ступень, что совершенней, и чтобы воссоединиться, когда сего становятся достойны, с Верховным Существом, грех от которого их отделяет? Земной, телесный человек, и твой закон похож на это.
Возвышенная Справедливость, когда впал в грех первоначальный человек, его на труд и смерть Ты осудила; но Ты нисколько не приговорила к страданиям его земную плоть, ни его разум к заблуждениям и помутненьям.
Одной жене страдать пристало и то лишь по закону порожденья: обязана она извлечь из бездны человека, поскольку чрез нее он оказался в оной.
Но, не взирая на анафему, на человека с женщиной упавшую, они могли покинуть этот мiр, поднявшись в воздух на колеснице огненной как Илия.
Вот почему людская наша оболочка должна во время пребывания земного рассеиваться постепенно как фантом, как детище феерии, и духу возвращать в последовательности кроткой его первоначальную свободу, его могущество и первородства добродетель.
Иди, огня закону повинуясь. Он прежде времени существовал, над временем он воспаряет. Вздымается в блистающей рубашке. Иди, огня закону повинуясь, и восхищайся вместе с ним в обитель света.
98
И почему вы удивляетесь тому, что существуют люди, чье царство не от сего мiрa? В каком упадке ваше естество, когда исправность и порядок для вас собой являют чудо?
Не потому ли это, что вы не видите ни совершенствующимся человека, ни уменьшающим пороки на земле; не усомниться ль вам и в чистоте начала своего? И стоило ли прежде, как уловить потомство человеков в снасть возрожденья и восстановленья, их бросить в озеро?
Не поражайтесь впредь, что пачкаются в этой тине все они – она чужда им, неизвестна – но оказавшись в ней, они уже не в силах предохраниться от ее заразы.
О Нем Исайя восклицал:
И как богатые счастливые мужи могли Его заметить? Не скрыты, не ослеплены ль они как будто облаками процветанием своим?
Муж праведный, сражаешься как лев ты, обложенный охотниками, и знаешь красоту Того, Кто тебя ценит. О, сколь прекрасен Тот, Которого взыскует смертный! В сиянии Его верхушка шлема.
Он бодрствует средь мрака, Он бдит о сохранении народа, и человека чистого душа с Ним бодрствующею пребудет во все столетия и все эпохи.
Не смейте говорить, что нет у вас елея: поля наполнены оливами; вы сами можете считаться садовниками в Эдемском саде.
99
Вы детям своим можете привить негодованье против сластолюбия, и алчности, и извращения ужасного морали. Но как привьете вы им негодованье против чистоты, премудрости и правосудия?
Увидите вы, как добродетели сии в душе ребенка возникают; к нему приходят по мере нравственного возрастанья, с телесным возрастаньем сочетаясь.
Ничтожная, пустая и чудовищная мера, ты можешь причинить терзанье человеку, пока он дышит в дольнем мiрe. Тогда ему сродни бывает смысл евангельского предписанья:
Посыл не верен сей, поскольку он от вас исходит.
Лишь избранных предполагает это предписанье. Но должно ль разъяснять его в смягченном смысле? Когда Господь берет на службу человека, то где его семья и где его отец?
И если призваны не все ко жребию верховному сему, то все его приемлют в равной мере, которую вы извратили своей неопытностью и поколеньями порочными своими.
И где она в людском потомстве? Где мир, который происходит от этой меры общей? И разве не разорваны гармонии? И разве нет страдания во всем?
И существа, которых премудрость вместе разместила на земле, чтобы животворить собой и первых и последних, не сотворили ли иного, друг друга истязая и нарушив свою меру?