О, человек, потребностей твоих духовных чувство тебе приносят упованье и желанье, которые начальной верой предстают; чутье духовное и подлинное естество тебе приносит вера, вмещающая упованья полноту.
А Искупителя и Богочеловека чувство тебе дают любовь и милосердье, которые являются живым и видимым деяньем веры и упования.
122
Не спрашивайте больше какова же цель науки; она не обладает целию иной, как чистое перемешать с нечистым, чтоб нас препроводить в предел смятения.
Но истина и знание не могут ли быть целью нашего движенья? Не есть ли всякий, рожденный от заблуждения и мрака, сродни зерну, разметанному вширь Медеей, посеянному при дороге нашей, чтоб нас остановить на собственной стезе?
Почти всегда мы предупреждены от ядовитого влиянья. И это удавалось бы нам лучше в общении с вещами во спасенье и если б наше нравственное чувство поддерживалось в полной чистоте.
Животные нам говорят об изменениях погоды, и мы, чье средоточье в атмосфере активнее и утонченней, чем их, не чувствуем нисколько, не ведаем ничуть об истинных своих температурах!
Не потому ли поэзия, мораль влагали в уста людские сожаленья об участи удачливой животных, рек и сущностей природных всех?
Увы! Когда бы словом вдруг овладели эти существа, они ответили бы человеку:
«Не беспокойся боле; не ведаем о том мы даже, что счастливы. Мы отданы во власть руки, нас притесняющей, идя туда, куда она ведет нас; не обладаем благом мы, которое она нам посылает, и большинство из нас его не в силах вовсе воспринять.
И только твоя сила, о, счастливый смертный, могла бы возбудить в нас зависть. Предвидеть можешь ты недуги и их предупреждать; способен преимуществами пользоваться ты любыми и даже правом повеления в законах этих, которые опутывают нас, рабам подобно.
И если б ты являлся сильным и бесстрашным, то смог тогда бы сожалеть о чем-то и разве не забрал бы сам у нас удел счастливый, в чем ты питаешь зависть к нам?»
123
Культ внутренний воспринимаем, несомненно, больше, чем внешний культ, однако ощущается иной манерой он. Материальный культ отображает смыслы формы; духовный культ – значения души; культ внутренний и божий – жизнь сокровенную людского существа.
Вот почему, от детства начиная и до премудрости верховной Сущностей небесных, мы восходить способны из одного святилища в другое с уверенностью полной, что, чем возвышенней невидимей становятся храмины эти, тем действенней они и ощутимей в порядке восприимчивости нашей.
И не напрасно было слово, нас научающее: мы – храмины Святого Духа. И как смогли бы радоваться мы в утешении чистом, когда бы это не явилось к нам от подлинного края, из области, где жизнь не так хрупка?
И даже брошенный на человека взгляд единый нам говорит, что мы от Бога. Другой же взгляд свидетельствует нам о том, что мы подобны дням, а также преддверьям Его храма, ведь через нас для мiрa Он проявлен.
Нас научают числа духа, что сущностная сила Божества мы.
Мы не дадим себе успокоенья, пока в себе не восстановим древний храм и не увидим в нем динария четыре вновь явленными, или процветший посох Аарона, которого стволом древесным Пасха представала, и прежние деяния его творили корень.
Мы не дадим себе успокоенья, пока не совершим духовного крещенья, пока Творец и Дародатель жизни нам не пошлет его, и мы не сможем возлюбленными Бога называться.
124
Вы на потомство человека посмотрите, и уж не усомнитесь больше в том, что человек хотел стать Богом; какой же смертный не повторяет это преступленье непрестанно?
Жар атмосферы иссушил пары, они собрались в тучу, подобные орлам, которые сбираются туда, где труп находится. Ветра разбушевались, гром с молнией ударил: все угрожало солнце скрыть навеки.
Небесные благодеянья, вас уплотнило в точку преступленье; но сила ваша и любовь позволили прорвать преграды ваши. И жизнь возобладала, распростершись средь безмерности существ.
Дщерь целомудрия, посредник кроткий ты, которого божественная слава поместила меж собой и нами; поскольку без тебя она могла бы ослепить нас. Ты приуготовляешь нас к ее любви; порочная жена нас к преступлению бы приготовляла, и мы бы отделились от любви.
Когда мы призваны к земному бытию, не в женской ли утробе мы пребыванье первое приемлем?
Для нас нет света, если не посеян он божественным зерном в нас. Нет добродетелей, когда любовь небесная не возжигает пламень свой в сердцах у нас. Слова отсутствуют, когда язык божественный не движет сам по себе все силы нашей речи.
Нет действенных трудов любого рода, коль побуждение живое духа и жизни нам не дает основы, на которой оно готово воплотиться и отразиться в ней тысячекратным блеском.
Зародыш возрожденья, разума, любви и освящения: четыре силы в нас заложены одним порывом. О, как благодаря единому порыву воздействуют на вас четыре силы эти и заставляют вас плодоносить!
125
Пусть ежедневно мысль моя пребудет башней земляной, чтоб сокрушить твердыни Велиала: его алтарные престолы смертью оживляются и пагубною обладают силой из праха своего же возрождаться.