Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря

Но в то время, как римляне, овладев Весонтионом, занялись его дальнейшим укреплением и переустройством в соответствии со своими целями и нуждами, их лагерь оказался вдруг (видимо, совершенно неожиданно для Цезаря) охвачен приступом повального психоза, вызванного страхом перед предстоящим столкновением с «суровыми северянами» Ариовиста. Секванские «гостеприимцы» римлян и прибывавшие в Весонтион из занятых свевами галльских земель разъезжие торговцы, не скупились на полные всяческих ужасов байки о германских «северных гигантах», вот уже на протяжении четырнадцати лет не имеющих, якобы, крыши над головой, и ночующих, во главе с самим Ариовистом, в древесных дуплах, утоляя постоянно терзающие их голод и жажду горячей медвежьей кровью. Рассказывали, что иные германцы идут в бой с голым торсом, а то и вовсе нагишом, либо одетые кто в медвежьи, кто — в волчьи шкуры. Эти «прошедшие огонь, воду и медные трубы» суровые северяне якобы с самого рождения не расстаются с оружием, хотя в применении оружия им нет особой нужды. Ведь германцы обладают столь огромной физической силой, что способны голыми руками без труда душить римских легионеров, как котят. Мало того! Их грозная внешность и дикий блеск их светлых глаз способны сами по себе обратить в бегство целое вражеское войско! Наибольший ужас вселяла в охваченных паникой римлян именно байка о «непреодолимо остром», невыносимом даже для отважных галлов, светлом взоре «северных гигантов». Пришедшие в Галлию с юга «сыны Энея и Ромула», в большинстве своем темноглазые — исключения, вроде Суллы и Цезаря[80], лишь подтверждали правило — очевидно, были потрясены тем, что у простых смертных людей могут быть светлые глаза, видимо, делая из этого поразительного факта вывод, что германцы — не простые смертные. (а, по меньшей мере — полубоги). Да разве могут они, простые смертные римляне, бороться с ними — этими светлоглазыми полубогами, пришедшими с Севера?

Говоря откровенно, весьма соблазнительной автору настоящего правдивого повествования представлялась пришедшая ему на ум при чтении «Записок о галльской войне» Гая Юлия мысль, что все эти «страшилки» намеренно распространялись среди римлян (да и среди галлов) «засланными казачками», сиречь агентами Ариовиста. Но никаких мало-мальски веских подтверждений этой мысли автор не нашел…

Так или иначе, устрашенные слухами о полубогах-германцах, знатные молодые нобили, пошедшие служить в «доблестных рядах» военными трибунами ради возможности покрасоваться перед «светскими львицами» Града на Тибре в шлемах с пышными султанами и разукрашенных доспехах, получить причитающуюся им долю военной добычи, а по возвращении к родным пенатам — теплое местечко на «гражданке», с перспективой стать эдилами, квесторами, преторами, а там, глядишь — и консулами, стали один за другим являться к Гаю Юлию, прося его, под самыми разными (нередко — совершенно смехотворными) предлогами, об отпуске в горячо любимое ими Отечество. Цезарь со свойственным ему едким сарказмом подчеркнул в своих «Записках», что «везде во всем лагере составлялись завещания». Не зря говорится, что «рыба гниет с головы», а «дурные примеры — заразительны». Дело дошло до того, что встревоженные центурионы доложили о вероятности отказа воинов выполнять приказы из страха перед «северными гигантами», в случае боевого соприкосновения с германскими «полубогами».

«Страх обнаружился сначала у военных трибунов, начальников (отельных вспомогательных — В. А.) отрядов (префектов — В. А.) и других, которые не имели большого опыта в военном деле и последовали из Рима за Цезарем только ради дружбы с ним. Последние под разными предлогами стали просить у него позволения уехать в отпуск по неотложным делам; лишь некоторые оставались из стыда, не желая навлечь на себя подозрение в трусости. Но они не могли изменить выражение лица, а подчас и удержаться от слез: забиваясь в свои палатки, они либо в одиночестве жаловались на свою судьбу, либо скорбели с друзьями об общей опасности <…>. Трусливые возгласы молодежи стали мало-помалу производить сильное впечатление даже на очень опытных в лагерной службе людей: на солдат, центурионов, начальников конницы. Те из них, которые хотели казаться менее трусливыми, говорили, что они боятся не врага, но трудных перевалов и обширных лесов, отделяющих римлян от Ариовиста, и что опасаются также за правильность подвоза провианта. Некоторые даже заявили Цезарю, что солдаты не послушаются его приказа сняться с лагеря и двинуться на врага и из страха не двинутся» («Записки о галльской войне»).