…Мир, который открывался перед ней, был настолько необъятен, велик и пока что непонятен, что требовалось очень много времени, чтобы осмыслить, понять, принять… Или отвергнуть…
***
Дома Бэла Самуиловна почти физически почувствовала, как рвутся ниточки, связывавшие ее с прошлой жизнью. Любимая музыка стала ничем, по сравнению с "ангельским" монашеским пением… Выставки больше не привлекали ее. Разговаривать с прежними подружками стало не о чем… Все это было очень больно и мучительно. В самые тяжкие минуты одиночества, когда хотелось плакать, Бэла Самуиловна просила – Господи, помоги!… И Он помогал…
***
Вернувшаяся из Питера Рита обнаружила дома уже три иконы (третью – Ангела-Хранителя, Бэле Самуиловне на прощанье подарила Наташа).
И совсем другую, задумчивую, притихшую бабушку… Все пыталась выяснить, что случилось, но получала один и тот же ответ:
– Ничего, детонька, все хорошо.
Бэле Самуиловне хотелось обратно, в монастырь. К матушке Антонии, к сестрам, которые приняли ее как родную… В церковь, к святым, к огонькам свечей, к той необъяснимой любви, которую она впервые в жизни ощутила именно там…
***
Рита устроилась на работу, отработала год, подкопила денег, и поступила в университет. От бабушки Рита съехала – вскладчину, вместе с двумя подружками, сняли квартирку поближе к университету.
Училась Рита с упоением, даже с каким-то фанатизмом. Забывая себя, сидела ночами над чертежами и проектами. Казалось, что кроме архитектуры и ландшафтного дизайна, ее ничего больше в жизни не интересует, даже многочисленные поклонники.
Иногда, перед сдачей особенно трудного экзамена или проекта, звонила бабушке и просила:
– Бабуль, помолись за меня.
***
Бэла Самуиловна Коган, ныне монахиня Стефания, пела на клиросе в родном монастыре и, как и положено монахине, молилась за весь мир. И, конечно, за свою родную красавицу Ритку.
Как умирала Снегирёвка
Снегиревка – крохотная деревушка, затерянная среди лесов. Откуда она там взялась, кто ее построил, зачем? Раньше поговаривали, что старообрядцы здесь от мира прятались, но сейчас этого уже никто точно не знает. В деревушке всего двенадцать дворов. Десять – пустых, разваленных, заброшенных. Старики поумирали, молодежь, достигнув шестнадцати лет, хватала рюкзаки с немногочисленными пожитками, и – только их и видели… Разбегались в разные стороны в поисках счастливой, устроенной, сытой жизни. Осталось в деревне два жителя – бабушка Маша и дед Семен. Они соседи. Между их домами стоит вросшая в землю, перекосившаяся, с провалившейся крышей, избушка. Кто был ее хозяином – не помнят уже даже и дед с бабкой. Живности в деревушке давно никакой нет. Только у деда пес Жучок, да у бабы Маши кот Котейка. Ни на мелкий, ни, тем более, на крупный скот, сил у стариков уже нет. Последнюю курицу бабы Маши съели еще в прошлом году…
Вокруг Снегиревки – леса, леса… И смешанные, и мрачные страшноватые густые ельники, и светлые березовые рощи… Только возле домов деда Семена и бабы Маши растут две рябинки… Баба Маша почему-то очень любит рябинку. Да и дед не устает любоваться своим деревом – и летом, и, особенно, зимой. Когда на рябинке красным-красно от ягод и снегирей…
***
В Снегиревке нет газа и водопровода, да и не было никогда. А пару лет назад что-то случилось и с линией электропередачи… Чинить ее, разумеется, никто не собирается. Баба Маша вспомнила, было, про старую керосиновую лампу, да только дед ее радость мигом охладил – ты, говорит, керосинку свою чем заправлять будешь? Снегом?
В результате все, что осталось старикам – это колодец и свечи. Свечи берегут, спать ложатся вместе с солнцем. А с водой старики давно уже приспособились так – вместе наваливаются на ворот колодца и крутят, крутят, пока из колодца не покажется ведро с водой. Тогда баба Маша повисает всем телом на вороте, а дед Семен бросается ловить ведро. Поймает, поставит на землю… Сидят, отдыхают… Все движения выверенные годами, отработанные…