Человеководы (СИ)

   Нужно было Сечину уладить и еще кое-какие дела в Сухуме. Прежде всего забрать из тайника револьвер. Это было делом одной минуты. Сунув револьвер в карман брюк, Сечин свистнул, и из окна второго этажа высунулась смутная фигура.

   - Алексей Петрович... Алеша, ты? - послышался взволнованный женский голос. - Господи помилуй!..

   Фигура исчезла, а уже через минуту - в темной прихожей особняка - вдова Волобуева, обхватив голову Сечина пухлыми руками, покрывала его волосы и лоб горячечными поцелуями.

   - Беги! беги, Алешенька, - как в бреду шептала она, отталкивая его и тут же прижимая к себе. - Ищут тебя! Чартков ищет! Он сейчас будет здесь! Не увидимся мы больше... свет ты мой ясный...

   - Погодь... погодь ты, - бормотал Сечин, ошеломленный ее напором. - Что на тебя нашло, глупая баба? Я и так уезжаю. Для того и пришел, чтобы попрощаться. На вот тебе... - Он сунул Волобуевой пачку советских денег, и тут в дверь требовательно застучали.

   Сечин выхватил револьвер. Волобуева взвизгнула.

   Дверь под напором комиссарова плеча распахнулась, и тогда Сечин выстрелил три раза в щербатый рот под острыми усиками, бросил револьвер на пол и, перепрыгивая через ступеньки, легко взлетел наверх.

   Когда тьму городского сада просверлили милицейские свистки, Сечин был уже далеко.

* * *

   ...августа 1968 года с одесского парохода на пристань города Сухуми сошел высокий семидесятидвухлетний старик с темным, словно прокопченным, лицом, на котором живо блестели голубые насмешливые глаза. Под тонким хрящеватым носом топорщилась стальная щетка усов. Одна рука у старика была изуродована и скручена артритом, другой он опирался на палку.

   Его встречала миниатюрная сорокалетняя женщина, почти карлица, в строгом костюме, с депутатским значком на груди.

   - Здравствуйте, Алексей Петрович, - приветливо сказала она.

   - Здравствуйте, Бабет Ильинична.

   Он галантно, низко согнувшись, поцеловал ей ручку, и они рассмеялись. Оба почувствовали, что в этом жесте было что-то ужасно старомодное и ужасно милое.

   Они медленно двинулись по набережной.

   - Я рада, что вы смогли приехать, - сказала она, глядя себе под ноги и чему-то улыбаясь. Ей почти не приходилось замедлять шаг, чтобы примениться к ковылянию старика.

   - Я ехал сюда сорок лет, - эхом отозвался он. - А как будто не уезжал вовсе. Так и кажется, что вот сейчас свернем за угол, а навстречу пройдет пыльный крестьянин с печальным осликом...

   Они свернули на улицу, ведущую к городскому саду; навстречу им пробежала ватага ребятишек, среди них были и метисы. Старик, крутя жилистой шеей, с изумлением ловил взглядом мелькающие руки и ноги. С воплями и улюлюканьем ребятишки обогнули странную парочку и исчезли за поворотом.

   - Скажите, - взволнованно заговорил старик, поворачиваясь к женщине, - а эти дети... метисы...

   - Мы называем их гибридами, - мягко поправила его она.

   - О, простите меня, ради бога! Я чувствую себя таким мужланом... Вы же знаете, мы, там, на Западе, до сих пор пребываем в полном невежестве относительно... относительно тех перемен, которые произошли в России за последние сорок лет. Вот, например, это слово... "гибрид"... в буржуазной прессе оно используется не иначе, как ругательство.

   - Я знаю, - спокойно кивнула она. - Прошу вас, оставьте ложную скромность. Мы же друзья, так не обижайте меня недомолвками. О чем вы хотели спросить, Алексей Петрович?

   - Об этих детях, гибридах... Они воспитываются в детских садах?

   - Сначала в яслях, потом в детских садах.

   - Знают ли они своих родителей?

   - Мы считаем, что это не нужно. Я говорю о тех случаях, когда антропоид выступает в роли матери. Когда ребенка вынашивает человеческая самка, все происходит, как в традиционных семьях. Но мы постепенно отказываемся от этой порочной практики.

   - Но как же насчет дальнейшего потомства? - вырвалось у него. - Ведь гибридные формы стерильны...

   Старик тут же пожалел о своей несдержанности. Накрашенные губы женщины поджались.

   - Мы работаем над этим, - сухо сказала она.

   Некоторое время они шли молча, чувствуя неловкость и даже взаимную отчужденность. Постепенно нахмуренное лицо женщины расслабилось.

   - Расскажите мне об отце, - попросила она, поглядев на старика сбоку и снизу вверх. - Каким вы его запомнили?

   - Понимаю, - сказал он. - Вы ведь для этого и пригласили меня. Мы познакомились спустя год после его возвращения из Африки... - Он и сам не заметил, как начал рассказывать о своем знакомстве с профессором Ивановым. Кончив рассказ, он увидел, что на глазах у женщины застыли слезы. - Скажите, а что стало с профессором потом, после моего отъезда?

   - Папа умер от артериосклероза. Тогда это называли склерозом изнашивания. Во Французской Гвинее он подхватил тропическую лихорадку, и это подорвало его здоровье... - Она говорила все тише, затухающим голосом, опустив взгляд, и вдруг вскинула голову и храбро взглянула ему в глаза. - Но я знаю, что это неправда! Его расстреляли. Расстреляли, обвинив в сговоре с международной буржуазией и шпионаже против СССР. Это была гнусная ложь! - Лицо женщины пылало от возмущения и стыда за тех, кто предал ее отца.