Чем выше (СИ)

Ухо было непросто привыкнуть и к пище, и к одежде, и к тому, из чего делали жилища здешние люди. Удивляли их обычаи и взаимоотношения. Но самым неприятным оказался яркий свет и отсутствие постоянной влажности. У него болели и слезились глаза, трескалась и без того тонкая и сухая кожа. Ухо представить себе не мог, что такое возможно, что так можно жить, что люди живут в подобных условиях. Очень долго он не мог выходить из сложенного из толстых стволов деревьев помещения, которое называли здесь схороном. Но и когда глаза, как будто привыкли к яркости, блеску окружения, Ухо искал тенистые уголки, сумрачные помещения, всем сезонам предпочитая дождливую погоду. Тогда и дышалось ему легче, и чувствовал он себя гораздо бодрее. Всё то долгое время, пока он привыкал к новым непростым условиям, не давали Ухо покоя мысли о девочке. Где она? Что с ней? С того самого дня, как их нашли и разлучили, он не видел её и не мог не волноваться. Ухо, как мог, пытался расспросить о ней. Судя по всему, его понимали. Отвечали терпеливо, доброжелательно. Единственное, что Ухо, пока, понял из сопровождающей ответы пантомимы, что девочка жива. Они, наверное, уверены, что это может успокоить меня. Не раз думал Ухо. Но ему необходимо увидеть её, самому убедиться, что с ней всё в порядке. Внятно объяснить это он ещё не мог. Или его не хотели понять? Хозяева Ухо, как ещё можно назвать держащих его в одиночестве людей, не давали по какой-то причине им быть вместе. Совершенно неожиданно и очень быстро к Ухо начали возвращаться его удивительные способности. А, вместе с ними и понимание здешнего языка. Как-то раз среди, рвущихся к нему в голову звуков, он различил человеческие голоса! Более того, Ухо понял, о чём говорили люди! Обсуждались не совсем понятные ему условия делёжки чего-то между мужчинами - охотниками. Внезапность открытия "понимания" потрясла и обрадовала Ухо. Наконец- то он понимает чужой язык! Значит, сможет многое и многое понять. Конечно, он не собирался, пока, признаваться в том, что всё понимает. Он и сам, наверное, может говорить на здешнем языке. Но признаваться в этом, как и в том, что умеет "слышать", конечно, не будет. В конце концов, он признается, ему придётся это сделать, что понимает слова чужого языка. А вот о своём особом умении, он будет молчать. Ухо хорошо помнил, какие преимущества давало его умение в прошлой жизни. Здесь нет никого, кто мог бы его выдать. Девочка не в счёт. Вряд ли она догадывается, да и помнить не может. И помнить нечего - только одна Старуха могла догадываться. Но, где они, и где Старуха! Да, даже в этой новой, непонятной жизни всё, пока, складывается как нельзя лучше. Теперь, практически, не выходя из дома из дома - схорона, да он к этому и не очень стремился, Ухо узнавал многое, даже то, что они предпочли бы скрыть, о приютивших их людях. Он мог уже различать их по голосам. Знал имена, то, чем каждый из них занимается, кем кто друг другу приходится, их взаимоотношения, взаимные симпатии и нелюбовь. Не стремясь к этому, но, понимая, что в дальнейшем сможет использовать каким-то образом для своей пользы, Ухо знал теперь тайны, надежды - самое сокровенное об этих людях. В общем, он знал уже слишком много для того, что бы не боясь выдать себя, продолжать притворяться дальше. И однажды утром, запинаясь - ему и вправду было трудно произносить чужие звуки, выговаривать непривычные сочетания - Ухо поздоровался с приносящей ему еду женщиной. Она обрадовалась. По-своему выговаривая его имя, назвала Ухо молодцом и убежала. Неожиданно быстро, Ухо и не мог рассчитывать на такое внимание, женщина вернулась в сопровождении чем-то знакомого ему, мужчины. К Ухо пришёл один из тех, кого, и не без оснований, он считал одним из главных среди этих людей. Этот мужчина начал основательно и неторопливо расспрашивать Ухо. Спрашивал он и о самом Ухо, и о девочке. И о том, откуда они пришли, как и почему оказались так близко от жилищ Большеруких. "Большерукие" - так эти люди называли себя. Ухо отвечал очень осторожно, обдумывая, буквально, каждое слово. Благо, паузы в ответах можно было объяснить плохим знанием языка. Он не мог быть до конца откровенен с незнакомцами. Ухо понимал, что неправильно это, несправедливо по отношению к людям спасших их от смерти, давших кров и еду. Но ничего поделать с собой он не мог. Ухо не нравилась их одежда, еда, язык. Но, больше всего его расстроило, просто взбесило то, что они посмели деть девочке свою одежду и, мало того, имя! Они назвали её Молчуньей!!!! Не придавая этому никакого значения, упомянул об этом, спрашивавший Ухо, мужчина! И Ухо ничего не мог с этим поделать! Он, даже, постарался скрыть свои чувства. Никто не должен догадаться насколько имя и одежда, одежда и имя важны для людей их семьи. Мужчина не должен понять, насколько унижен и обозлён Ухо. Может быть, это было неправильно. Может быть, не стоило придавать такое значение тому, что у этого народа, Большеруких, ничего не значило. Превозмогая свой гнев, он постарался отвечать, как он это понимал, учтиво, не рассказывая того, о чём не хотел рассказать. Чему - чему, а этому Ухо прекрасно научился у Старухи. А здесь ему помогало и то, что язык он знал ещё плохо, не всё сразу понимал, не всегда мог найти нужные слова. Говорили они долго. За это время мужчину, звали его Большой Палец, несколько раз отвлекали от беседы с Ухо. То кто-то приходил просить разрешение на что-то, то Большому Пальцу необходимо было выйти, чтобы самому проследить за чем-то важным. Эти вынужденные перерывы давали Ухо возможность успокоиться и сосредоточиться. Расстались они довольные друг другом и беседой. Ухо постарался сделать всё, от него зависящее, чтобы у Большого Пальца осталось именно такое впечатление. Эти Большерукие не виноваты, что нарушили самые главные законы его Ухо семьи. Он должен добиться, должен получить возможность всё исправить! Такое решение принял Ухо к концу разговора.