Чем заканчиваются все дороги? (СИ)

Она слышала, как эльф вылез из ванны. Но воду не закрыл. Некоторое время ничего не было слышно, кроме звука льющейся воды. А потом в ванне по стенам, как в железной трубе, загремели проклятия. Алиса похолодела. Сердце у нее ухнуло куда-то вниз. Все любопытство, все предвкушение чего-то неведомого разом сгинуло, водопадом вытекло в невидимую канализацию.

Иорвет ворвался в кухню, едва придерживая на бедрах полотенце. Алиса еще успела про себя нервно хохотнуть – хотела, мол, полюбоваться, изволь! – прежде, чем стальная рука снова, как и неделю назад, схватила ее, стоявшую на том же самом месте, за горло, а лицо эльфа с ужасным шрамом, не скрытым более никакими повязками, приблизилось к самому ее носу и тихо, нехорошо вопросило:

- Так, говоришь, живешь одна? Отвечай мне правду, beanna!

Он сжал руку сильнее, но все же не так, чтобы лишить ее возможности дышать и говорить.

У Алисы мгновенно сложилось два и два. «Идиотка! Черт меня дернул сунуть ему эти проклятые штаны?..» - зарыдала она мысленно. Зачем она вообще стала с ним разговаривать? Зачем, зайдя в квартиру, тут же не выскочила обратно в подъезд, запирая дверь на ключ и набирая 112, 03 – да что угодно!..

Страх навалился на нее, затопил нутро. Колени стали ватными, губы дрогнули… Но вместе со страхом вдруг появилось что-то еще. Что-то, о существовании чего в себе самой Алиса никогда не подозревала. Что-то, с чем было легче умереть прямо сейчас, посреди собственной кухни – но только не плакать, не умолять и не оправдываться.

- Ты хочешь узнать ответ или задушить меня? – прыгающим голосом спросила она.

Йорвет ухмыльнулся, злобно на нее глядя.

- Как пойдет, - ядовито сказал он, но горло Алисино все-таки отпустил.

Алиса подалась назад, едва ли не вжавшись в раковину – но смотрела ему прямо в лицо. Неестественно бледная, она все же выпрямилась, сразу став чуть выше ростом.

- Я не лгу, Иорвет! - сказала она хрипло, но четко. – И если я сказала, что живу одна – значит, так и есть.

- Ты дала мне обноски какого-то мужика-d’hoine! – прошипел он. - И после этого говоришь, что ты в этом доме одна?

И тут вдруг, совершенно неожиданно, Алису понесло, не хуже, чем приснопамятного Остапа. Видимо, наступил в ней некий предел, после которого стирается грань между страхом и яростью, и ничем не примечательные люди лезут на амбразуры с голыми руками. Она вдруг вспомнила всё и разом – и синяки на своей шее, и разбитую кружку из Германии, и сломанный стул, и телевизор, и весь свой стыдный ужас. И ее затрясло, да так, что пришлось за край столешницы украдкой схватиться, чтобы попросту не упасть.

- Этот человек давно здесь не живет, - сказала она не своим, а каким-то чужим, металлическим голосом.

- А его тряпки лежат у тебя в шкафу! – ядовито проговорил эльф с вновь прорезавшимся странным акцентом.

- Ты предпочел бы после ванны облачиться в свои? Ты когда их стирал в последний раз, хоть помнишь? – сказала Алиса, деревенея лицом и смутно понимая, что сейчас, скорее всего, будет убита.

Эльф шагнул к ней. Глаз его разгорался адским пламенем. Он тоже словно стал выше ростом, хотя куда уж еще…

- Да как ты смеешь, bloede d’hoine?

- Смею что? Предлагать тебе чистую одежду взамен той грязи, в которой ты сюда явился?

Эльф уже нависал над ней, как смерть над плахой.

- Грязи?!

- А чего же еще? – охваченная каким-то безумием, Алиса криво усмехнулась, словно собиралась в этом перещеголять самого Иорвета.

Эльф дернулся к ней и занес руку. Она не вздрогнула, не отвернулась и не сделала ни единого движения, чтобы защититься.

- Давай, - сказала она, не отводя взгляда. - Если так цивилизованная раса благодарит за гостеприимство, стол и отсутствие лишних вопросов – я очень рада за вас. Вперед!

И тогда случилось то, во что Алиса и сама не верила даже в своем нахлынувшем безумии. Эльф сжал кулак, но опустил руку. Не ударил. Не сломал шею одним небрежным движением… И сделал шаг назад. На скулах его заходили желваки. Алиса чувствовала себя серфером, поймавшим самую большую в жизни волну. Адреналин кружил ей голову так, что она уже не помнила, кто она и как ее зовут.

- Ты говоришь, я – грязная d’hoine. А сам при этом скачешь по квартире, как первобытный, и готов башку мне оторвать только за то, что у меня нашлась для тебя пара штанов в придачу с куском мыла, а еще кусок мяса и хлеба! Прекрасный пример цивилизованности!

- Ты!.. - на секунду он, казалось, даже задохнулся, но продолжал тихо и глухо: - Ты хоть знаешь, скольких я убил за гораздо меньшее? Скольких твоих сородичей…

- Они не мои сородичи! – вдруг заорала Алиса прямо ему в лицо. – И твоя война – не моя война! Ты зачем пришел сюда, скажи на милость?! Убежища просить, или ограбить меня и вышвырнуть в окно? Так давай уже, не стесняйся!

Несколько секунд они сверлили друг друга дикими глазами.

А потом лицо эльфа неожиданно странно скривилось. Алиса, все еще бледная от дикой смеси ярости и ужаса, даже не сразу поняла, что он улыбается - дикой, сумасшедшей улыбкой-гримасой, уродующей его лицо куда хуже, чем шрам. Глаз его горел, как у кота.