С этого момента дальше все помнилось не совсем ясно. Они орали, то по очереди, то втроем, и смысла в их речах было все меньше, а самых противоречивых эмоций – все больше. Настолько противоречивых, что, в конце концов, ведьмак пьяно обнял Алису за плечи, а Йорвет при этом уставился на него, как черт на попа. Алиса, в свою очередь, принялась хорохориться. Потом эльф с ведьмаком сцепились из-за Вернона Роше, и в этой сваре Алиса уже окончательно потеряла нить, и только, вспомнив о соседях, шикала на них еще громче, чем они собачились. Пока длилась свара, она даже успела слегка протрезветь, и с некоторым злорадством наблюдала, что не ее одну эльф способен на ровном месте довести до белого каления. Даже ведьмак, которого, вообще-то, мало чем можно было пронять, был готов, казалось, в любую минуту на Иорвета броситься… Но, по-видимому, их дружбе это не мешало. Потому что свара прекратилась так же внезапно, как и началась. Они вдруг сгребли друг друга в медвежьи объятия и, отвешивая увесистых плюх по обтянутым льняными рубашками разгоряченным спинам, ласково величали друг друга «старым склочным ушастым выродком» и «злоебучим мутантом»… Потом они пили мировую, втянув в это дело и Алису.
А потом они решили спеть. Как до этого дошло, вспомнить не было никакой возможности. Ведьмак немузыкально и хрипло завел песню про серенького волчочка под горою, явную похабщину, немилосердно при этом фальшивя. Йорвет подтянул ему неожиданно мощным, высоким баритоном, а на третьем куплете с ними вместе не пела – орала и Алиса. То, что слов она не знала, ее не смущало. Тут же ей показалось, что так просто этого оставить нельзя. Опьянение уже не было теплым, уютным одеялом; оно было парусами, которые трепал и рвал шквальный ветер, требуя подвигов и открытий, великих и географических по меньшей мере. И паруса эти вынесли Алису из ее же спальни с гитарой в руках, расчехленной впервые за последние 2 месяца…
Она не спела, а сбацала, выдала, исполнила. Почему-то выбор ее пал на «Johnny, I hardly knew ye” - антивоенной по сути песни, но при определенной манере исполнения до того разухабистой и лихой, что хотелось немедленно кинуться в драку – ну, или сплясать на столе.
В тексте она ошиблась всего два раза. Пьяна она была ровно настолько, чтобы петь, уже не видя вокруг никого и ничего, но при этом еще не лажая и не падая со стула.
Когда она, наконец, с каким-то особым кабацким азартом выдала последние аккорды и, не в силах выйти из образа, со смаком закурила сигарету, повисла тишина. Изумление эту тишину пропитывало, как Алису - алкоголь.
И тут она напоролась на взгляд Иорвета, как на нож. Единственный глаз его горел каким-то темным, совсем не пьяным огнем. И буравил Алису, казалось, до самого дна ее души, охмелевшей и будто чего-то ждущей…
А потом как-то так оказалось, что эльф, не прерывая общей беседы, перетекшей, наконец, в русло куда более мирное и бессмысленное, уже держал под столом алисину руку, и пальцы его гладили ее ладонь так, что у Алисы искрило в голове. Вид у Иорвета при этом был такой, словно он не знает и не ведает, что такое там делает под столом его рука, и вообще не имеет к ней, руке, никакого отношения. Он смеялся и сыпал руганью и шутками, спорил с ведьмаком и что-то рассказывал Алисе, и все это одновременно… Алиса сидела, как гвоздями приколоченная, и понимала, что, даже если в эту самую секунду начнется война и на ее дом упадет бомба – все, что она при этом почувствует, это злость и досаду на то, что Иорвету ее руку придется, наконец, отпустить.
Алиса погрузилась в пенную воду с головой, оставив на поверхности только нос и щеки, и какое-то время лежала так, не шевелясь. А когда вынырнула, услышала смутно доносящиеся из кухни голоса. Один из них был женский, тараторливый. «Цири!» - сразу поняла Алиса и сделала движение вскинуться из воды, скорее спешить туда, к ним. Но тут же выдохнула. «Я-то им там сейчас зачем?..» - в похмельной тоске подумала она, и принялась намыливать волосы шампунем.
- Бу-бу-бу, - что-то говорили за стенкой голосом Геральта, низким и хриплым. – Бу-бу-бу, ду-ду-ду…
- А я вам говорю, что у меня других дел по горло, чем таскать вас туда-сюда через день на вечер! – огрызнулась Цири так звонко, что даже Алиса расслышала.
Сердце ее тоскливо заныло. «Она заберет их, - вдруг с отчаянием поняла она. – Заберет их обоих! Прямо сейчас. И я даже попрощаться не успею…»
Она замерла. Какая-то ее часть уже выскакивала из ванны, торопливо вытираясь, обматываясь полотенцем, выбегая в коридор и оттуда – в гостиную… «Сиди, - сказал ей Здравый смысл голосом, очень похожим на отцовский. – Сиди, девочка. Все правильно. Сказка кончается. И для всех лучше, если она кончится сейчас… В конце концов, ему и впрямь здесь не место. Не место и не время…»
Алиса обмякла, слушая голоса за стеной. Склонила голову на бортик. И подумала: боже мой, когда же проклятое пьянство меня, наконец, уже доконает, и я утону в этой чертовой ванне раз и навсегда!