Чем заканчиваются все дороги? (СИ)

Была поездка по городу, в течение которой эльф сидел молча, как-то уж очень крепко вцепившись в ручку двери машины. Алиса косилась на него, но понимала, что сейчас самое правильное будет – молчать. Потом была пустая загородная трасса, где можно было, наконец, разогнаться, и тогда, улучив момент, Алиса взглянула на эльфа краем глаза… И увидела, что он улыбается, даже не пытаясь сдержать эмоций. Нажав кнопку стеклоподъемника, Алиса слегка приоткрыла окно с пассажирской стороны. Ветер ворвался в салон, теплый, гулкий и звонкий, пахнущий летом и дорогой.

Потом она включила музыку, сперва негромко, а потом и так, как любила сама, и с удивлением поняла, что мешанина из Muse, Ника Кейва, The Dead South, исландцев каких-то и еще бог знает кого у Иорвета явного отторжения не вызывает, скорее даже наоборот – эльф прислушивался с явным интересом. Вместе с тем, та же «Мельница», проскакивавшая в плей-листе и, по алисиному мнению, наиболее близкая к музыке Иорветова мира, никакого отклика у эльфа не вызвала – скорее наоборот. Он с какой-то усталой брезгливостью наморщил нос, хотя и промолчал. Было видно, что все эти фолк-баллады, так любимые ролевиками всех мастей, вызывают у него какие-то крайне неприятные ассоциации.

Потом они ели вкуснейшую солянку в шоферской кафешке на трассе, заняв столик в самой глубине зала. Иорвета Алиса усадила спиной ко входу и всему остальному помещению. Это явно ему не нравилось и заставляло нервничать – но Алиса настояла, а эльф, как это ни странно, уступил, молчаливо признав, что со спины все же не так экзотичен, как с лица. Он явно оценил и солянку с лимоном, и целый шампур шашлыка со всякими маринадами, съев все предложенное с нескрываемым удовольствием и даже похвалив безо всяких оговорок и «шпилек».

И они говорили, говорили… Это были те самые разговоры, когда потом никто и вспомнить не может, о чем именно шла речь; помнится лишь ощущение беззаботности и близости, которую не выразить словами, можно лишь почувствовать. Эльфа словно подменили. Алиса думала, что он опять начнет ее терзать расспросами, подозревать во всем, что бы ни случилось на свете, копаться в природе вещей, да хоть машину ее разбирать втихаря! Но он улыбался, а не кривился; он шутил сам и смеялся немудрящим алисиным шуткам; даже лицо его словно разгладилось, потеряв на время вечное выражение надменной саркастичности. Он оказался отличным рассказчиком, и безумолку травил партизанские байки с кладбищенским юморком, очень ловко обходя вещи действительно страшные и неприглядные; а Алиса хохотала и вставляла комментарии, превращающие все это в игру слов, эдакий словесный волейбол, театр абсурда, когда оба собеседника в итоге несут околесицу и сами же над ней смеются, словно подростки…

- Хватит, у меня уже скулы сводит, - стонала Алиса, одной рукой вцепившись в руль, а другой отирая слезы, проступившие от смеха, - я сейчас врежусь куда-нибудь!..

- И ты только представь, его не проняло! - продолжал эльф, сопровождая свой рассказ выразительной жестикуляцией. - Этот самый тип и орет нам с дерева: «Я вам как эльфийский король, блядь, говорю!..» При этом – заметь – деревянное ведро никуда у него с головы не делось…

- Не могу, ты меня уморишь сейчас… Ха-ха-ха-ха!

А потом, когда уже совсем стемнело, они сидели в машине на другом берегу реки и смотрели на город, лежавший перед ними, как на ладони. Оба примолкли и, охваченные какой-то странной, светлой задумчивостью, долго молчали, глядя на огни. Постепенно лицо Иорвета вновь оделось маской невидимой брони; и вот уже и глаз словно глубже запал в глазницу, и в уголки губ вернулась упрямая, сардонически-жесткая складка. Алиса украдкой смотрела на его профиль и не могла понять: отчего же ей при виде этого лица так грустно – будто в чем-то втайне виновата, а в чем – и сама не знает…

Тонкие, точеные ноздри эльфа трепетали, словно он силился что-то прочесть в запахах, доносящихся от речной воды. Наконец он сказал:

- Странный у вас мир. Тяжелый.

- В твоем, можно подумать, не жизнь, а легкое порхание, - не удержалась Алиса.

Никак не прореагировав, эльф продолжал:

- В воздухе много лишнего. Я не могу понять, что это – но понимаю, что народ aen seidhe здесь чужой.

Алиса вздохнула.

- Здесь все чужие, Иорвет. Все и всем.