Чемпион 4

— Не, братан, спасибо, не надо. Сам я должен врастать в вашу жизнь… — Саня засмеялся.

— А! Ладно. Ну, давай приготовиться. У тебья еще не бывало это? Интервью?

— Нет. В первый раз.

— Так. Ну… ты знаешь, вопросы могут быть дурацкие. На все ответь спокойно, улыбка, так это, знаешь, позитив. Публика это любить. Еще раз скажу: даже если вопросы будут глупые, ты не показать это! Понимаешь? Как будто так надо. Это… ну, закон жанра, так, да.

— Ладно, понял. А соперник будет?

— Врьяд ли. Скорей всего, увидишь его уже на ринге.

— Тот самый? Пять нокаутов?

— Скорей всего. На девяносто девять процент… Ну, давай сбор!

И сказал, что надо надеть что-то такое спортивное, футболку или в целом спортивный костюм — ну, это добро нашлось без труда, Джонни одобрил, сам не заметив, насколько вошла в него привычка к русскому языку:

— Самое то! Ну, поехали.

Пельмень ощущал легкое волнение, ведь и вправду такая процедура впервые была в его жизни, впервые он должен появиться на телеэкране… ну одно только это уже подбрасывает адреналина в душевную топку. А Джонни в дороге добавлял топлива, озабоченно говоря, что от этой съемки зависит многое. К русским в Америке сейчас повышенный интерес, твое интервью есть часть стратегии продвижения: понравишься сейчас публике, сразу ощутишь, какие силы за тебя впишутся, тот же Дон Кинг! — говорил он. Пока ты у него так, подающий надежды. Вот надо все сделать, чтобы эти надежды и подать.

— Ну, как я понимаю, главное сейчас для меня достойно выступить…

— Да! — вскричал Джонни. — Да, конечно! Но это не только!..

Он пустился усердно разъяснять, что в деле продвижения мелочей нет, что всякая копейка в копилку, пренебрегать нельзя ничем…

Говорил он искренне и горячо, но нудно, талдычил одно и то же, что Саня давно понял — впрочем, его можно понять, на самом деле сейчас от съемок многое зависело, поэтому Пельмень терпеливо слушал, кивал и в двадцатый раз молча соглашался с этими коммерческими истинами.

Наконец, приехали.

Телестудия оказалась совсем небольшим помещением, но людей здесь суетилось много. Как успел объяснить Джонни, режиссер, операторы, звукооператоры и прочие создают иллюзию боксерского зала — якобы интервью снимается уже там, публика якобы лучше воспримет такую картинку. Звукооператоры наложат на картинку фоном шум многолюдного места, режиссер и его помощники будут изображать репортеров, задавая вопросы… Все это для того, чтобы подстраховаться от всяческих случайностей, дать материал в записи так, чтобы зрители подумали, что это прямой эфир. Снимают, прямо скажем, «на коленке», но дело ребята знают, на экране все будет смотреться как в самом настоящем зале — заверил Джонни… Ну вот как-то так.

Режиссер — седовласый, но моложавый мужчина импозантно-богемного вида — распоряжался властно, решительно, видно было, что он в таких проделках собаку съел. Довольно долго он сердито гавкал на осветителей, как видно, недовольный их работой, сам смотрел в камеру, опять начальственно горланил что-то, добиваясь качественной картинки…

В помещении было заметно жарко, Саня ощутил, как струйка пота поползла по спине. Шевельнув плечами, он наклонился к уху Джонни:

— Сколько еще это продлится?.. Я уже запарился.

— Терпи, — откликнулся тот. — Не знаю.

Два флегматичных негра притащили стенд с плакатом — анонс вечера бокса. На плакате, естественно царил Лэнс Уитакер — портрет в грозной позе, и еще некий чернокожий, видимо, его соперник в мэйнкарде. Мелким шрифтом были набраны несколько фамилий — надо полагать, участники андеркарда, среди которых Саня без труда обнаружил себя, причем после его фамилии в скобках значилось — Russia. А у одного кого-то было написано аж Никарагуа, по-английски, естественно.

Какое-то из этих имен было именем будущего соперника — с одной стороны, Саню так и разобрало любопытство… а с другой, черт знает почему, захотелось сохранить интригу. Пусть узнаю противника уже на ринге! — мелькнула мысль, и Саша перестал всматриваться в плакат.

Джонни заметно заволновался:

— Санья, слушай! Это они, — кивнул на сотрудников телестудии, — как будто ре… репортьеры, они будут вопросы спрашивать, я буду переводить. Улыбка всегда! Не забыть. Помнишь?

— Помню. Только ведь буду лыбиться, подумают, что я придурок… — проворчал Пельмень.

— Не подумают! У нас тут всье такие. Ты сам не думай! Делай, что сказано.

— Ладно, — сдался Саня.

Режиссер тем часом, слегка ругаясь, раздал некоторым подчиненным листочки с текстом — вопросы, надо полагать. Ругался же на их бестолковость, видимо.

— Слушай, а как мне отвечать? — спохватился Саня. — Что можно говорить, что нет?

— Говори, как есть, — махнул рукой Джонни. — Если что не так, то переделают.

Саня окончательно успокоился, и как раз режиссер распорядился начать то, что пышно назвал пресс-конференцией.

— Улыбайся! — напоследок прошипел Джонни.

Пресс-конференция началась.

Первый вопрос задала дохлая девушка ботанического вида в круглых, как у Джона Леннона очках — вроде бы ассистент режиссера.