Очкарик поднял ружье. Его водитель приоткрыл дверь ЛуАЗ и, наверное, что-то сказал. Из выхлопной трубы вырвалось синеватое облачко. Очкарик продолжал стоять, опустив голову и держа ружье двумя руками перед собой. Брезентовый ремень, свисая широкой петлей от приклада, раскачивался у его ног. Водитель захлопнул дверь и отъехал на несколько метров. Мигнули красные стоп-сигналы, машина замерла. Стрелок поправил очки на носу и, не поднимая головы, журавлиными шагами дошел до ЛуАЗа. Как он садился, мне не было видно, но не прошло и минуты, как машина развернулась и припустила по колее, проложенной уехавшей группой.
Я следил за ней, пока она не скрылась из вида.
Вряд ли это была какая-то военная хитрость, чтобы выманить нас из леса.
– Что там? – спросила из-за спины Инга.
Я обернулся. Она сидела, вытянув ноги и опираясь на землю бледными кулачками. Вид у нее был слегка очумелый. Я невесело усмехнулся:
– Все нормально, враг бежит.
– Куда бежит? К нам?
– В обратную сторону.
Кушнер застонал. Инга вздрогнула:
– Они в нас… стреляли?
– Было немного.
Я занялся своим слезящимся глазом и вытащил из него треугольный кусочек древесной коры. Поморгал: больше ничего не мешало, только щипало маленькую ранку на внутренней поверхности века.
Я подошел к Кушнеру. Оказалось, все не так плохо. Основной заряд пришелся на пакет с моими вещами, а его ноге досталось только несколько дробинок. Раны сильно кровоточили, но не представляли серьезной опасности. Любой врач обработал бы их за десять минут. Правда, нам еще нужно было дойти до врача. Я бы в таком состоянии смог идти, сколько потребуется. А Кушнер?
Я похлопал его по плечу:
– Ерунда! Через неделю нижний брейк танцевать сможешь.
Кушнер слабо улыбнулся. По-моему, только присутствие Инги удерживало его от того, чтобы не потерять сознание или не заорать в полный голос.
Я вытряхнул из дырявого пакета свои вещи. Подошва одной из кроссовок оказалась нашпигована свинцом, вторая не пострадала. Я забросил кроссовки в кусты и взялся за куртку. Она лежала свернутой в плотный комок, поэтому четыре дробины пробили ткань на спине, но застряли в складках рукавов и трикотажного воротника. В принципе вещь еще можно было носить. Особенно, если вспомнить, во сколько она мне обошлась у спекулянтов на Галёре… Я располосовал хлопчатобумажную подкладку и перевязал Кушнера. Что-что, а перевязки я делать умел, НВП в нашей школе преподавали как следует, да и Мастер меня научил кое-чему из способов оказания первой помощи. Жаль, что к этой стороне обучения я относился спустя рукава, а то набрал бы сейчас каких-нибудь старых шишек, мха и лесных трав и как следует продезинфицировал рану…
– Идти сможешь?
Кушнер неуверенно кивнул.
– Ладно, отдохни пока. Мне надо подумать.
– Тебе не кажется, – Инга прищурилась, – что подумать надо всем нам, вместе? Ты решаешь за нас, что нам делать…
– Вот именно. Я отвечаю за вас, а на корабле должен быть только один капитан. Не мешай мне, пожалуйста. Помолчи.
Она вспыхнула и отвернулась. Обиделась? Ну и ладно, позже помиримся. Главное, чтобы все остались живыми.
Я сел на траву. Очень хотелось курить. Странно: я бросил это занятие лет в двенадцать, и с тех пор ни разу не испытывал тяги. А сейчас, кажется, последние бы деньги отдал за одну сигарету…
У нас всего три варианта.
Можно вернуться в поселок и дождаться утреннего автобуса.
Я могу сходить на почту и позвонить Серому, чтобы он нас забрал.
До шоссе не больше десяти километров. С грехом пополам мы их как-нибудь одолеем, а там останется ждать, пока нас подберет какой-нибудь сердобольный водитель. Конечно, видок у нас, как у заблудившихся партизан, но кто-нибудь все-таки остановится. Главное, чтобы Кушнер не слишком сверкал своей дырявой ногой и не расклеился в самый неподходящий момент.
Кто же все-таки гнался за нами? Пять человек, два машины, ружье… И вчера два костолома, которые чуть не сделали меня инвалидом. В какую историю я попал? Какими делами занимался Добрынин, если после его смерти убийцы не затаились, не бросились врассыпную, по одиночке заметая следы, а только активизировались и ведут себя, как немцы в белорусской деревне?
О криминальной стороне жизни города мне было известно достаточно много. В основном, конечно, понаслышке, но с большой степенью достоверности. Даром, что я только полгода, как переехал. По уровню информированности мне было, конечно, далеко до какого-нибудь милицейского оперативника вроде Цыганкова, но по сравнению со среднестатистическим обывателем я был просто Малой советской энциклопедией.
Но, увы, моих знаний недоставало, чтобы хотя бы предположить, с каким противником приходится вести бой и откуда ждать следующего удара. С Ингой бы поговорить, она, я в этом не сомневался, сможет прояснить многое. Но лучше это делать без Кушнера и не на ходу.
Вернемся в город, там и поговорим.
– У тебя нет с собой мыла? – спросил я у Инги.
Она посмотрела на меня непонимающе, потом кивнула:
– В сумке лежит. Хозяйственное.
– Достань, пожалуйста.