Чемпион

Ладно, это не относится к делу. Про Валдай… Откуда он столько знает? От ментов? Или у него своя разведка налажена? Если на Валдай действительно кто-то поехал, надо сдаваться и начинать торг об условиях капитуляции. Я смогу, наверное, прыгнуть в окно и остаться живым. Со сломанной ногой можно какое-то время драться или попробовать убежать. Так что отсюда я вырвусь, а дальше? Положим, Инге, пока она не выходит из квартиры, ничего не грозит. Ну а Кушнеру? Как они поступят с ним? Пристрелят и постараются повесить труп на меня? Если даже половина присутствующих даст нужные Холоновскому показания, мое дело труба. Расправятся с Кушнером, расправятся с матерью… Если я прыгну в окно и доберусь до милиции, то как я смогу убедить ментов, что матери угрожает опасность? Я бы на их месте поверил? Это в Италии есть мафия, которая затравила комиссара Каттани. А у нас все строят коммунизм. Что я скажу? Спасите, меня преследует тайная студенческая организация, члены которой смотрят американские боевики, курят травку и совершают убийства? А руководит организацией сынок секретаря обкома партии? Прямо из отделения меня отправят в психдом, и я буду там распугивать врачей криками «Ищите на Валдае оранжевый ЛуАЗ»…

Если бы я пришел сюда, заручившись поддержкой Мастера, дело приняло бы другой оборот. Но сейчас, когда я столько напорол отсебятины, сможет ли он что-то исправить? У него большие возможности, но у обкомовского секретаря возможностей больше и, как правильно сказал Холоновский, они официальные.

Так что у меня всего два варианта: или, плюнув на все, обезглавить загадочную организацию, и пусть будет, что будет, или договариваться с Холоновским.

Противно! Даже когда схватка была заведомо проигрышной, я всегда стоял до конца. Ни разу не отказывался от продолжения поединка, не симулировал травмы, не вис на противнике, чтобы «оттоптаться» до финала…

Я думал, так и в жизни получится. А она оказалась посложнее ковра. Мастер мне когда-то сказал, что настоящая жизнь начинается за стенами спортивного зала, и он видит свою задачу в том, чтобы подготовить меня к ней, а не обучить какому-то количеству приемов. Я его тогда, по молодости, не совсем понял. Я был уверен, что моя настоящая жизнь – здесь, в спортивном зале, среди упоительно пахнущих матов, гимнастических стенок и спортивных снарядов. Я не сомневался, что тот, кто выигрывает на ковре, не проиграет и в жизни.

– Позвони своим на Валдай. Скажи, пусть возвращаются.

– Не могу! – развел руками Холоновский. – Куда я им позвоню? У нас связь односторонняя. Вот сами дозвонятся до меня, тогда все и скажу. По моим расчетам, это должно произойти в течение получаса. У нас как раз хватит времени договориться.

– Как ты представляешь себе наш договор?

Я пожалел, что говорю Холоновскому «ты», в то время как он обращается ко мне исключительно по имени-отчеству. Это «тыканье» было показателем слабости. Как у дворового гопника, у которого, кроме хамства и наглости, ничего нет за душой.

– Очень просто. Я выплачиваю вам компенсацию за неприятности, отменяю операцию в Новгородской, даю честное слово и лично отвожу вас домой. Вы, в свою очередь, тоже даете мне честное слово.

– Какие у меня гарантии, что с матерью ничего не случится?

– Здравый смысл. После неудачи в Коминтерне я подумал, что вы могли рвануть к ней, и подстраховался. Раз мы разговариваем, зачем мне ваша мама? Чтобы надавить на вас? Существуют другие, более гуманные способы.

– С Добрыниным вы поступили не слишком гуманно.

– Преступник будет наказан. Удивлены? А я нет. Уверен, что не позднее, чем завтра наши доблестные органы отрапортуют о раскрытии тяжкого преступления. О настоящем раскрытии, со всеми необходимыми доказательствами.

– Очень интересно!

– К вам, Константин Андреич, это не будет иметь ни малейшего отношения. Разве что следователь позвонит и извинится за необоснованное задержание. Я решил отдать милиции настоящего убийцу.

– Не боитесь, что он вас заложит?

– Не боюсь.

Мы помолчали.

– Кто напал на Ингу?

– Гена Петров. Тот самый, которого вы так ловко отправили на пол. Что, хотите еще раз дать ему по роже? Мне его позвать?

– Он будет стоять и ждать, пока я его отоварю?

– Если я скажу, будет. А даже если и не будет, то у вас это, по-моему, никаких затруднений не вызовет. Так позвать его?

– В другой раз.

– Другого раза может и не представиться…

– Из моей квартиры украли много вещей.

– Вы все получите обратно в полной сохранности. Этот дурацкий погром тоже был…

– Эксцессом исполнителя?

– Именно так. Надеюсь, Константин Андреевич, вы не думаете, что это я отдал приказ украсть ваши деньги и обручальное кольцо покойного папы? Люди проявили ненужную инициативу и за это наказаны. Можете поверить, они запомнили урок навсегда. Так что все ваше я вам верну. Вместе с некоторой суммой денег, которая полностью покроет моральный и материальный ущерб. Вашему другу Кушнеру компенсация за ранение будет выплачена отдельно. Не сомневаюсь, что размер его устроит.

Он замолчал, глядя на меня вполне доброжелательно. Мне было нечего сказать.

Он улыбнулся: