Чемпион

– Как говорится, служи по уставу – заслужишь честь и славу. – Пекуш убрал лежавшие перед ним документы в ящик стола и надолго замолчал, глядя в маленькое окошко. В темноте ярко вспыхивали огоньки сигарет собравшихся в курилке солдат. Я подумал, что разговор окончен и взводный отправит меня в казарму, но он заговорил, и при этом я в первый и последний раз видел, что его лицо утратило обычное насмешливое выражение.

– Я возлагаю на тебя большие надежды, Ордынский. Ситуация сложная. У нас действительно экспериментальное подразделение. В числе поставленных перед нами задач есть одна, которая касается тебя в первую очередь. Мы должны разработать новую систему армейского рукопашного боя, максимально эффективную и простую. Такую систему, чтобы обычный солдат после месяца тренировок мог противостоять любому противнику, превосходящему его по силе или вооруженному холодным оружием. Мы должны взять все лучшее, что есть в боевом самбо, восточных единоборствах, методиках ВДВ и спецназа – и создать из всего этого выжимку, которой в кратчайшие сроки можно будет обучить самого тупого и неподготовленного балбеса. Это направление контролирует лично генерал Звонарев. – Пекуш так выразительно посмотрел на меня, что я невольно кивнул. – На все про все нам отведено ровно полгода. Даже уже меньше – не позднее ноября месяца пройдут закрытые соревнования, на которых мы должны будем представить свои наработки. Задача трудная, но интересная. По итогам соревнований решат, как с нами поступить дальше. Если не оправдаем доверие, расформируют к чертовой матери! Кровь из носу, но нам необходимо выставить хотя бы двух-трех достойных бойцов. И ты у меня – кандидатура номер один.

Пекуш вновь надолго замолчал, повернувшись к окну. Огоньков сигарет стало больше, и вспыхивали они ярче. Иногда до нас долетали обрывки речи на незнакомом мне языке и громкий смех. Мне показалось, что я разобрал слова «Иван» и «Алёша».

Пекуш поморщился:

– Думали, как лучше, а сделали, как всегда. Думаешь, кого сюда собрали, спортсменов? Черта с два! Сюда попали джигиты, у которых хватило денег заплатить военкому, чтобы служить рядом с домом. Многие из них занимались борьбой, у кавказцев это в крови, но выше первого юношеского разряда никого нет. Мне обещали прислать нормальных ребят из других частей, но никого не прислали. И до осени не пришлют. Может, будут какие-нибудь футболисты или легкоатлеты, но мне нужны рукопашники. За создание новой системы перед генералом я отвечаю лично, с меня и будет весь спрос в ноябре. Ты должен постараться, Ордынский!

Я кивнул. Я чувствовал себя гордым от оказанного доверия. И был рад, что старый сослуживец отца не обманул: тут действительно интересно и два года не пропадут даром.

– С завтрашнего дня начинаются интенсивные тренировки. Заниматься с тобой я буду лично, по особой программе. Определенные наработки у меня уже есть. Кроме тебя, я могу рассчитывать разве что на Лысенко. Правда, по сравнению с твоим послужным списком его победы не блещут, он всего лишь занял третье место на первенстве города по вольной борьбе, да занимался каким-то доморощенным джиу-джитсу у подпольного тренера.

– Кузякин, кажется, тоже борец, – сказал я осторожно.

Пекуш махнул рукой:

– Борец – это не только запись в спортивном билете, но и бойцовский характер. А у него характера – ноль. Половая тряпка, а не мужик. И он, и этот парашютист-бегун Телятников. Достаточно вспомнить про дембельский поезд.

– Это вам Лысенко успел рассказать?

Пекуш внимательно посмотрел на меня и не ответил. Опять повисла долгая пауза. Неожиданно Пекуш закруглил разговор:

– Кроме вас четверых, среди солдат русских нет. И до осени не ожидается. В ВМО одни таджики подобрались, даже из одного аула, по-моему. Они держатся обособленно, своей мафией. Есть еще Савчук и Бальчис, но они, так сказать, в другой весовой категории. Если увидят – помогут, но за всем уследить они не в состоянии. Так что держаться надо самим. Дедовщины у нас тут в принципе нет, но сложные ситуации могут возникнуть. Если что – обращайся прямо ко мне, я вмешаюсь. Но лучше решать проблемы самостоятельно. Сперва будет трудно, но со временем это оценят. Вернешься на гражданку настоящим мужиком.

Я долго не мог заснуть. Из соседних кубриков доносились голоса и скрип кроватей. А я лежал и вспоминал отца.

Мне казалось, что, прожив почти всю жизнь в военном городке, я кое-что знаю об армии. Судя по тому, что я увидел и услышал за два дня, я здорово заблуждался.

Отцу форма не шла. У него было доброе и немного растерянное лицо, на котором криво сидели очки в тяжелой роговой оправе, он застенчиво улыбался и говорил тихим голосом. Я никогда не слышал, чтобы он ругался матом – а в моем детстве матерная речь звучала отовсюду, ей виртуозно владели и взрослые, и мои сверстники. Мать в сердцах однажды крикнула отцу:

– Хоть бы ты ругаться научился, как мужик!