Чемпион

– Наверное, пережил бы. А оно тебе надо? Там за сорок пять секунд надо добежать из камеры до сортира, оправиться и вернуться обратно. Строевые занятия на плацу – босиком. Каждые два дня строевой смотр. Какая камера тише других «печатает шаг» – всю следующую ночь занимается строевой подготовкой. Когда в караул заступают десантники, они устраивают тренировки по рукопашному бою, а если у кого-то неуставная прическа или слишком длинный язык – стригут налысо штык-ножом. Иногда вместе со скальпом… Ты бы со своим характером нахватал там лишних суток и вернулся бы инвалидом. А ты мне нужен целым и невредимым. Я на тебя рассчитываю, Ордынский. Пятнадцатого октября начнутся соревнования. Ты должен победить. Характера тебе не занимать, навыки тоже имеются.

– Я-то, может, и выиграю. А остальные?

– Не переживай, против нас тоже не великие мастера будут сражаться. С завтрашнего дня начинаешь тренироваться самостоятельно. Бальчису я все объяснил, он обеспечит условия и спарринг-партнеров… Кстати, я не пойму, что у тебя за трения постоянно с Лысенкой?

– Никаких трений, товарищ старший лейтенант.

– Ладно, я что, не замечаю? Постарайся без этого, хорошо?

– Приложу все усилия.

– Вот и договорились. Договорились?

Я неопределенно кивнул.

– Слушай, Ордынский, мы ведь все-таки в армии, а я твой непосредственный командир. Проявляй ко мне чуточку уважения, хорошо?

Я снова кивнул. Пекуш насмешливо чертыхнулся и снял трубку с телефонного аппарата на столе:

– Алло, Саня! Организуй мне, пожалуйста, выход на межгород. Все, жду… Держи!

Последнее адресовалось мне. Я недоуменно взял трубку:

– Зачем?

– Домой позвони. Узнай, как жена доехала. У тебя ровно минута. – Пекуш постучал пальцем по циферблату наручных часов и вышел за дверь.

Поражаясь его деликатности, я набрал номер. Повезло, Инга было дома и быстро ответила. Они с Кушнером долетели нормально, чувствует она себя хорошо, сегодня ходила к врачу. О большем мы поговорить не успели, нас разъединили раньше, чем истекла выделенная Пекушем минута. Перезванивать я не стал.

Я в общем-то не сомневался, что они успешно доберутся до Ленинграда, но получить тому подтверждение было приятно. Значит, дома все в порядке. И у меня жизнь, похоже, начинает налаживаться.

Пришел Пекуш:

– Позвонил? Молодец. Крепкий тыл – это главное. Тогда ничего не отвлекает от службы. Топай в казарму, выспись, как следует, а завтра начнешь готовиться к подвигу.

3

Я не начал готовиться к подвигу.

Я оказался в санчасти.

Под утро меня растолкал Андрюха Лысенко:

– Вставай, с тобой поговорить хотят.

– Кто?

Он ухмыльнулся и отошел. Я сел на кровати, потер лицо. Кузякин и Телятников крепко спали, Бальчиса опять не было. Кузякин похрапывал. Я тихо свистнул в его сторону, и храп прекратился. Я встал и начал одеваться. Лысенко стоял у выхода из кубрика и нервно посматривал то на меня, то в коридор, который почему-то был освещен темнее, чем обычно.

Следовало бы взять Лысенко за горло и разузнать, кто и по какому поводу собрался со мной разговаривать. Но я подумал, что и так это знаю. Савчук, кто же еще? Савчук и, может быть, Низам.

Пока я высиживал в карцере, Лысенко забрал у Телятникова выданные нам на «пересылке» новенькие сапоги, а взамен бросил заношенные, с кривыми каблуками и трещинами. Для чего они понадобились Андрею, Максим не знал. Вроде бы так приказал сделать Савчук.

– А Бальчис чего? Он же не мог не заметить…

– Он и заметил. Спросил, куда я дел новые сапоги.

– И чего?..

– Я сказал, потерял. Вернее, утром проснулся, а вместо моих эти стоят.

– Ну а он?

Прежде чем Телятников ответил, хихикнул Кузякин:

– Бальчис сказал, что если Максу предложат в задницу трахнуть, он ответит «пожалуйста».

– Так и будет когда-нибудь…

Я не собирался идти к Лысенко и учинять с него спрос, но так получилось, что мы столкнулись у входа в казарму, и я сказал ему:

– Ты не слишком оху…ваешь, Андрей? Сбавь обороты!

– А тебе, видать, карцер понравился? Смотри, как бы на настоящую гауптвахту не загреметь. Меняйлов-то еще помнит, как ты отличился!

Этим все и закончилось, но я подумал, что разговор будет иметь продолжение. Видать, сейчас оно и наступило. Ну и прекрасно! У меня по этой сладкой парочке с Западной Украины давно руки чесались. Пекуш сказал начинать самостоятельные тренировки, готовиться к соревнованиям? Вот сейчас первая такая тренировка и состоится.

Я распалял себя и угрожающе щурился на Лысенко, но в глубине души чувствовал смутную тревогу. Если меня ждет Низам, дело может кончиться плохо. Вряд ли он решит драться со мной, а даже если такое случится, я его одолею. Но что будет потом?

Я повесил застегнутый ремень на плечо:

– Ну, пошли, поговорим!

В предбаннике казармы никого не было, дверь на улицу оказалась открыта. Мне показалось, что фонари, кое-где освещавшие территорию части, горят особенно тускло. Было очень тихо, только скрипели по песку подметки наших сапог. Я шел вслед за Лысенко, глядя на его шею с четким кантиком уставной стрижки. Он не оборачивался. Знал, собака, что я не стану бить в спину.