Чемпион тюремного ринга

Ткач в отчаянии обернулся. Силовики бежали за ними, их было не меньше дюжины. Откуда они взялись? Эти парни явно не из Паленого. Очевидно, соратники той четверки, с которой спецназ обошелся самым циничным образом. Можно представить, насколько они злы.

БМП меняла курс, шла на перехват, с упреждением. Пулемет замолк. Видимо, наводчик перезаряжал его. Бойцы швырнули еще по одной гранате, создали жидкую и рваную полоску дыма.

Снова бросок, практически с гарантией, что кто-то сегодня словит пулю. Ополченцы промчались метров пятьдесят, пока пули не засвистели в угрожающей близости.

Лес был рядом. Вернее, небольшая роща, за которой обрыв и безбрежное море кустарника, тянущееся вплоть до Канюки.

Останавливаться было нельзя. Бойцы ползли, стиснув зубы. Временами они делали остановки и стреляли. Вражеская пехота отстала. Там кто-то был ранен. Доносились возмущенные голоса.

Зато БМП была уже совсем близко. Пулеметчик перезарядил ленту, выпустил очередь и пока заткнулся.

Илья повернулся к боевой машине.

– Мужики, ползите к лесу! – приказал он и стал ловить в прицел узкое окошко в передней части БМП.

Ткач обязан был попасть. Он прицелился и принялся выбивать по мишени короткие очереди. Все мимо, то выше, то ниже. Трескотня оборвалась, магазин иссяк. Но последние пули, кажется, попали в цель. Машина резко дернулась, словно встала на дыбы, развернулась на сорок градусов.

Получил, скотина, по лбу?! Вперед, залетные!

Ополченцы снова помчались во всю прыть. До леса сорок метров, тридцать… Автоматчики опомнились, заорали. Забились рваные очереди. Десять метров! Пулеметчик поспешил исправить положение, принялся остервенело долбить вдогонку. Ноль метров!

Все трое влетели в разреженный лес, помчались, не сбавляя скорости, едва не сбивая деревья. В спину стреляли, но было уже легче. Лунный свет прорывался сквозь макушки деревьев, растекался дрожащей зыбью по лишайникам и корягам. Они неслись как зайцы.

Оставался пустяк. Лес уже обрывался. Полсотни метров пустого пространства, полутораметровый обрыв и гуща ивняка. Там можно спрятать не только трех спецназовцев, но и маленькую армию с артиллерией, обозами, всеми женами и любовницами комсостава.

БМП прорываться через лес не могла, встала на опушке и достреливала остатки боезапаса. Автоматный огонь пошел на убыль. Значит, укропы пустились в погоню, а стрелять на бегу не очень удобно.

Разведчики выскочили из леса. Все верно – впереди обрыв. Главное, ноги не переломать в тамошних корневищах.

– Я фигею, командир, – просипел Якушенко, притормозил и перевел дыхание. – Этот марафон точно победит в номинации «Пипец года». Не понимаю, почему мы до сих…

Он не договорил. Прогрохотала упругая пулеметная очередь. Она пронеслась через всю лесополосу, ломая молодые деревца и сбивая ветки, вырвалась на волю. Пули уносились за обрыв, вспарывали землю, расшвыривали куски дерна. Все трое повалились в траву.

Застонал от боли Беженцев. Стрельба прекратилась. Илья бросился к товарищу, чувствуя, как волосы шевелятся на голове.

– Антоха, ты что?

– Руку прострелили, уроды! – прохрипел Беженцев, держась за левое плечо.

По пальцам его текла кровь.

Ткач схватил его за шиворот, начал поднимать. Рука – это мелочи, главное, что ноги в порядке.

– Давай, Антоха, съезжай с обрыва и беги в кусты. Мы прикроем тебя, потом отыщемся. Серега, поднимайся!

Якушенко лежал неподвижно, зарывшись носом в сухую глину. Ноги его были неестественно изогнуты.

Волосы Ильи уже не просто шевелились, они торчали дыбом. Что за черт? Холодея от ужасных предчувствий, он свалился на колени, перевернул Серегу, который еще несколько мгновений назад был жив и даже шутил.

В затылке бойца зияло входное отверстие, которое Ткач заметил не сразу. Половина лица спецназовца была разворочена в кашу. Слишком клятая пуля порвала на выходе все, что только могла. Серегу было не узнать. Он умер мгновенно, даже ничего не почувствовал.

Илья тупо смотрел на изувеченное лицо подчиненного и почти не понимал, что происходит. Рядом повалился на колени Беженцев, застонал уже не от боли, начал материться.

Ступор прошел, когда простучала вторая очередь. Что же он сидит? Забыл, что товарища нужно выручать, а самому – погибать?

– Живо вали отсюда! – прорычал Илья в лицо Беженцеву. – С обрыва, в кусты! Я прикрою. Перевяжешься сам и выходи к нашим. Сообщишь начальству диспозицию противника у Паленого. Надеюсь, ты ее запомнил.

– Подожди, Илья, – проговорил Беженцев. – Я никуда не пойду, с тобой останусь.

– Это приказ, боец! – Илья рассвирепел. – Ты в курсе, что бывает за невыполнение?! Давай, Антоха, шуруй, – сменил он тональность, пихая товарища к обрыву. – Кто еще сообщит о том, что мы видели? Да не волнуйся, помирать не собираюсь. Задержу их на минутку и двину за тобой.

Видит бог, он действительно не собирался умирать. Вдвоем они не успели бы добежать до обрыва. Их срезали бы раньше. Противник в составе дюжины рыл уже топал по лесу.

Мертвецки бледный Беженцев, мучаясь от боли и сгорая от стыда, семенил по траве, беспрестанно озирался.

– Пригнись! – заорал Илья, падая в траву.