Нет, Ванюшка положительно не мог петь в этой обстановке! Он попытался представить, как примет орден из рук Калинина и какие слова ему скажет, но при этой мысли язык его окончательно прилип к пересохшему нёбу. Когда его товарищи один за другим подходили к Калинину и что–то говорили в ответ на его поздравления, Ванюшка еле переводил дух. Их непринуждённость вызывала у него удивление, а находчивость известного иллюзиониста–циркача, который под оглушительные аплодисменты вытащил из крохотной орденской коробочки букет цветов и преподнёс его «всесоюзному старосте», повергла Ванюшку в уныние.
Своё имя он едва услышал, потому что его уши словно были заложены ватой, и пошёл через зал на негнущихся ногах.
Нет, ты знаешь, — говорил Рюрик, — я давно об этом думаю. Мне кажется, что художники часто делают не то, что нужно. Ну, написал художник хорошую картину, — что с того? Допустим, она настолько хороша, что её выставили в музее. Но ведь этого ещё мало! Есть множество людей, которые не бывают в музее.
— Ты не прав, — осторожно возразила Наташа. — Даже в нашем музее столько экскурсий. Я своих пятиклассников уже несколько раз водила.
— Я согласен. Но, уверяю тебя, для многих твоих школьников на этом и закончится их знакомство с музеем. Вырастут они, будут работать, обзаведутся семьями, и сотни раз равнодушно пройдут мимо его вывески. Я не помню, когда, например, моя мама была там в последний раз. И ты не скажешь, когда ходила в музей твоя мама (ты только не обижайся, пожалуйста). Ведь не скажешь?
— Не скажу, — вздохнула Наташа.
— Ну вот. А если искусство будет вынесено на улицы, его ежедневно будут видеть миллионы людей. Сам Ленин (и когда! — в первые годы революции!) создал план монументальной пропаганды. Он призывал художников вынести искусство на улицы. Недаром он восхищался утопическим «городом Солнца», о котором мечтал Кампанелла. Ты слыхала о Кампанелле?
— Да. Ты как–то рассказывал.
— Представляешь город, украшенный скульптурами, мозаиками, фресками? Тогда искусство будет сопровождать его жителей на каждом шагу. В создании любого здания принимают участие художники. По их эскизам делается мебель, домашняя утварь, одежда… Я сейчас много читаю об этом… Мы не были с тобой в Ленинграде, но по рассказам отца он мне представляется именно таким городом.
Наташа взяла Рюрика под руку, прижалась к нему плечом и, покосившись, прочла:
Огонёк твоей папиросы
То погаснет, то снова горит.
Мы проходим по улице Росси,
Где напрасно горят фонари.
Наша краткая встреча короче
Шага, мига, дыханья, глотка…
Отчего, уважаемый зодчий,
Ваша улица так коротка?
— Да, да, — нетерпеливо сказал Рюрик и, чтобы Наташа не обиделась, похлопал её по руке. Потом неожиданно спохватился: — Ты права. Никогда не задумывался, но до чего здорово сказал поэт…
— Поэтесса, — поправила его Наташа.
— Ах, всё равно! Главное: автор понял, что улица Росси привлекает влюблённых! В красивом городе будет больше влюблённых, больше красивых людей. Они будут стыдиться неопрятной одежды, небритых щёк… Я, наверное, очень сумбурно говорю? Ты меня понимаешь?
— Понимаю.
— Или вот взять Мексику. Мы ничего не знаем о ней, а я рассматривал фотографии её столицы и восхищался: скульптуры, фрески, мозаика. Диего Ривера в своих фресках прославляет простого человека, его труд…
— Что не мешает Мексике оставаться капиталистической страной… — поддела его Наташа.
— Ты права, — согласился Рюрик, — однако не всё сразу… Для этого нужно время. — Но он тут же остановился и воскликнул: — Ах, нет, не права! Ведь в Мексике постоянно происходят революции. Это очень свободолюбивый народ. И, между прочим, Диего Ривера — коммунист. Ты знаешь, что на одной из его фресок изображён Ленин?..
Наташа снова отыскала его руку и прижалась к нему. Заглядывая в глаза, сказала:
— Давай к будущему лету скопим денег и поедем…
— В Мексику? — усмехнулся Рюрик.
— Ах, какой ты вредный. В Ленинград.
— Обязательно!
Они шли, оживлённо переговариваясь. Иногда останавливались — спорили, перебивали друг друга… Воскресный день был жарок. Полуденное солнце светило ярко, распахивало их души настежь, наполняло радостью. В его лучах окружающий мир всегда делался для Рюрика неожиданным и непривычным. Природа захлёстывала его неистовством красок: сочная зелень газонов, вылизанный солнцем до черноты асфальт, пламенеющие за решёткой Ботанического сада маки… Ещё издали они увидели на круглых ступеньках кинотеатра «Октябрь» толпу.
— Ого! Ничего себе очередь, — огорчённо произнёс Рюрик. — Улыбнулась нам «Твоя любовь».
Наташа шутливо ударила его по ладони и сказала:
— Осторожнее подбирайте выражения, молодой человек. Только не моя. Моя не зависит от наличия билетов!
Но Рюрик вдруг побледнел и проговорил растерянно:
— Война?.. Натка, война!.. Слышишь?
Они торопливо побежали к кинотеатру, с фронтона которого чёрная пасть репродуктора бросала в толпу страшные слова.