Читаем Черчилль: в кругу друзей и врагов полностью

В качестве рабочего названия нового сборника Черчилль предложил «Великие современники». Впоследствии это название будет еще не раз обсуждаться. Прилагательное «великие» казалось слишком банальным. Как вариант, рассматривались «Известные современники». Издатели предложили «Мои современники», но этот вариант не встретил поддержки автора[296]. В итоге, все-таки остановились на первоначальном варианте.

В 1932–1935 годы Черчилль неоднократно возвращался к новому проекту. Но завершение работы над ним состоится только в 1937 году. Подобная задержка почти в пять лет, вызванная в первую очередь написанием «Мальборо», пошла книге только на пользу. Во-первых, появились дополненные и переработанные редакции опубликованных ранее эссе. Во-вторых, за эти пять лет появились очерки про новых личностей. Например, статья «Король Георг V, любимый своим народом», которая вышла в номере News of the World от 26 января 1936 года, на седьмые сутки после кончины монарха.

Этот небольшой очерк вызвал восхищение у современников. Сын экс-премьера Гарри Примроуз, 6-й граф Розбери (1882–1974), которого Черчилль называл «бесстрастным и эрудированным критиком», считал эссе «лучшим из написанного по этому случаю». Аналогичное мнение выразили журналисты ведущих изданий – The Times, Morning Post и Daily Telegraph. С незначительными правками статья о Георге V войдет целиком в новый сборник и также будет встречена благожелательными отзывами. Личный секретарь покойного короля в 1931–1935 годах барон Клайв Виграм (1873–1960) нашел этот фрагмент сборника «очаровательным», заметив, что автор продемонстрировал свои «выдающиеся интеллектуальные способности». Высокие оценки характерны и для последующих исследователей. Рой Дженкинс заметил, что в эссе про Георга V представлено «замечательное шествие истории»[297].

В мае 1936 года The Strand Magazine обратился к Черчиллю с предложением подготовить текст о лидере ирландских националистов, основателе и председателе Ирландской парламентской партии Чарльзе Стюарте Парнелле (1846–1891). Это был человек сложной судьбы, знавший и аромат политической победы, и горечь тюремного заключения. В его жизни все было непросто. Даже свою любовь он обрел в замужней женщине – Кэтрин О’Ши (1846–1921). Их связь не была секретом для супруга Кэтрин, парламентария Уильяма О’Ши (1840–1905), чего нельзя сказать об общественности, которая пребывала в неведении. Когда подробности любовного треугольника получили огласку, разразилась буря, накрывшая Парнелла с головой и стоившая ему вначале места председателя партии, а вскоре и жизни. Именно драматическим перипетиям последних лет жизни ирландца редакция The Strand Magazine и хотела уделить основное внимание в новой статье.

Черчилль с удовольствием написал очерк о Парнелле. Он нашел «парадоксы искренней и честной жизни» знаменитого ирландца «поразительными»: «протестант, возглавивший католиков; лендлорд, вдохновляющий кампанию за отмену земельной ренты; знаток права, побуждающий к бунту; гуманист и противник террора, поощрявший террористов»[298]. В представлении Черчилля, жизнь Парнелла «вместила в себя все элементы греческой трагедии». По его мнению, Софокл и Еврипид наверняка «нашли бы в ней сюжет, который удовлетворил их мрачный вкус»[299].

Время, благотворно влиявшее на материал сборника, способствовало не только написанию эссе о новых личностях, но и переработке уже готовых опусов. Наиболее значительные изменения коснулись очерка про Джорджа Натаниэла Керзона (1859–1925). И хотя, как указывал Черчилль, «величайшими днями» Керзона стал период пребывания на посту вице-короля Индии[300], ключевой и самый драматичный эпизод в его относительно недолгой жизни приходится на май 1923 года. Измученный неизлечимой болезнью Бонар Лоу решил по собственному желанию оставить кресло премьер-министра. Возникла нетривиальная с точки зрения права ситуация. Кому быть следующим главой правительства, если лидер правящей партии сам сложил с себя полномочия?

Наиболее подходящей кандидатурой на пост премьера был глава МИД Керзон. Двадцать первого мая его в срочном порядке вызвали в Лондон из поместья Монтакьют-хаус, графство Сомерсет, которое он арендовал в последние десять лет своей жизни. Он давно ждал этого момента и был уверен, что станет следующим хозяином резиденции на Даунинг-стрит. По пути в столицу он размышлял, как обустроит свое новое жилище. Но эти планы оказались преждевременными. На вопрос о том, кому быть следующим первым министром короля, отвечать должен был не Керзон, а сам король. Понимая, какая ответственность возложена на него, а также не желая нарушать устоявшийся порядок недопущения прямого влияния монарха на принимаемые политические решения, Георг V решил изъявить свою волю в «соответствии с общественными настроениями». Для этого он стал советоваться с «другими старшими политическими деятелями, занимающими независимую позицию»[301].

Перейти на страницу:

Все книги серии Аспекты истории

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное