Читаем Черчилль: в кругу друзей и врагов полностью

Пройдут годы, и Черчилля будет продолжать волновать, что у потомков сложится несправедливое мнение о личности Френча, о его достижениях полководца, особенно в сравнении с Хейгом. «Лично я считаю, что Френч превосходил Хейга, – признается Черчилль одному из своих друзей в июле 1937 года. – И если бы он остался на посту главнокомандующего, то нам удалось бы избежать ужасного кровопролития в Пашендейле»[400][401]. В самом очерке на эту тему появятся следующие строки: «Френч был солдатом по природе. Пусть у него не было интеллектуальных способностей Хейга, ни даже его внутренней выносливости, зато он обладал способностью глубоко понимать военные вопросы. Он не мог сравниться с Хейгом в точности деталей, но у него было сильнее развито воображение, и он никогда бы не втянул британскую армию в эту долгую изнуряющую бойню»[402].

Несмотря на все благородство со стороны Черчилля, одним стремлением восстановить историческую справедливость написание очерка не ограничивается. Биография Френча привлекала его не только своими достижениями и провалами. Непредсказуемая жизнь фельдмаршала лишний раз подтверждала веру Черчилля в Провидение. Он считал, что каждая великая личность является орудием в руках Господа, который создает условия для реализации Своего промысла. Поэтому взлеты и падения неизбежны. Нужно лишь верить, что твой «звездный час» еще не пришел, что ты еще не реализовал весь свой потенциал, что тебе еще представится возможность продемонстрировать все, на что ты способен. В 1930-е годы эти взгляды стали больше чем просто точкой зрения. По мере того как Черчилль старел, а на политическом олимпе уверенно чувствовали себя лидеры отличной от него формации, вера в собственное предназначение оставалась одним из немногих якорей, за который продолжал держаться черчиллевский фрегат, надеясь, что ему еще предстоит выйти в большое плаванье.

Каким бы сильным ни было внутреннее убеждение в правоте собственных суждений, людям свойственно искать подтверждение им во внешнем мире. И пример Френча, который к тому времени уже почил с миром, но продолжал занимать почетное место в памяти друга, представлял удачный объект для исследования. В декабре 1937 года у Черчилля состоялся разговор с генералом Уильямом Эдмундом Айронсайдом (1880–1959). Речь зашла о полководце. Уинстон начал рассказывать собеседнику биографию Френча, грезившего о посте главнокомандующего, о «руководстве великой английской армией в европейской войне»[403].

Френч последовательно шел вверх по карьерной лестнице, но в апреле 1914 года, отказавшись исполнить приказ об использовании войск в Ольстере, был снят с должности начальника Имперского генерального штаба и отправлен в отставку. «Казалось, у Френча больше не оставалось перспектив, – напишет об этом инциденте Черчилль. – Солдаты не часто назначаются на высокие посты в мирное время. Вакансия была занята, во власть пришел новый человек, появились новые привязанности. Кроме того, у высших военных чинов возникло стойкое предубеждение против генерала, который так плотно ассоциировал себя с либеральным правлением. Во влиятельных кругах быстро распространилось мнение, что он больше не хочет командовать, что он устал, что он потерял чувство Армии. Это был его надир»[404].

К моменту выхода статьи о Френче, содержащей этот фрагмент, в News of the World (1936 год) Черчилль достиг того же, что и у полководца, возраста – шестьдесят один год, и он тоже был списан. Стоит перечитать этот фрагмент еще раз, заменив Френча на Черчилля, а военных – на политиков, и станет понятно, насколько автобиографичны приведенные строки.

Когда в 1914 году Френч был отправлен в отставку, Черчилль занимал пост военно-морского министра. На тот момент он не придал этому большого значения, продолжая заниматься масштабной и срочной мобилизацией Королевского флота. Инспектируя верфи на реке Тайн, он попросил Френча сопровождать его. В течение нескольких недель они вдвоем проплыли по восточному побережью, посещая различные военно-морские объекты. Френч был раздавлен. «Он был уверен, что его военная карьера закончилась, – вспоминал Черчилль. – Полный бодрости и огня, он был обречен на долгие пустые годы безделья в отставке. При всем его самообладании он производил на меня впечатление человека с разбитым сердцем»[405].

Вспоминал ли Черчилль эту совместную поездку по базам в 1930-х годах? Определенно. Причем не только вспоминал, но и размышлял над дальнейшей судьбой полководца. И эти мысли вселяли надежду. Поскольку именно на примере личности своего друга он осознавал, насколько «быстро иногда судьба меняет декорации и зажигает огни»[406]. Спустя всего пару недель после «грустного путешествия» и последующего начала Первой мировой войны Френч был не просто возвращен в ряды действующей армии, а назначен-таки на пост, о котором мечтал столько лет. Эта драматическая история стала для Черчилля, также грезящего о высшей должности, наглядным подтверждением того, что будущее предопределено.

Перейти на страницу:

Все книги серии Аспекты истории

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное