Читаем Черчилль: в кругу друзей и врагов полностью

Самыми важными в приведенной цитате являются последние три слова. Выше уже выделялись два критерия, два признака, два свойства величия по Черчиллю: влияние на благополучие человечества и искренность. При разборе личности Хейга Черчилль добавил третье качество: «беспримерная сила характера». На долю британского полководца, отправлявшего солдат в кровавый бой, из которого большинство не вернулись, легла тяжелейшая ответственность за понесенные потери. Оказываемое на него давление было настолько сильным, что могло раздавить и психически, и физически многих, оказавшихся на его месте. Но Хейг, «отлитый по классическим моделям», выстоял. Именно эта стойкость и впечатляла Черчилля, который с восхищением писал, что «Хейг способен переносить исключительное внутреннее и внешнее напряжение, даже если оно продолжается годами»[414].

Во многом именно эта монолитность характера определила поведение Хейга осенью 1918 года, «когда британское правительство выразило сомнение в возможности быстрого успеха и попыталось отговорить его от реализации намеченных планов». Видя его упорство, политики «самым непристойным образом» возложили всю ответственность на него. Но полководец и в этот раз не дрогнул. Дальше – больше. Черчилль был потрясен не только непоколебимостью Хейга, но и реакцией войск на принятое их военачальником решение. Речь шла об армии, «подвергшейся пятикратной децимации», но солдаты и офицеры «откликнулись на проявление воли и порыва» своего командующего и «беззаветно пошли вперед в яростном напряжении последнего усилия на пути к полной и окончательной победе»[415]. Теперь Черчилль смело мог повторить мысль, высказанную в «Мальборо»: счастлива страна, которая в тяжелейшие минуты кризиса располагает лидерами, способными не только справиться с бурей, но и вызвать отклик в сердцах людей, готовых устремиться за ними.

Френч, Хейг и Фош были не единственными полководцами, портреты которых отмечены в «Современниках». Был еще один военачальник. Причем, если Френч и Хейг были британцами, а Фош, хотя и являлся французом, командовал армией союзников, то тот, о ком пойдет речь дальше, принадлежал вражескому стану. Более того, он не только отличился своими успехами на полях сражений, но и вошел в историю как государственный деятель и глава государства. Встречайте – генерал-фельдмаршал, второй и последний рейхспрезидент Веймарской республики Пауль Людвиг Ганс Антон фон Бенекендорф унд фон Гинденбург.

Очерк, который вошел в сборник, основан на статье «Гинденбург во время войны и мира», написанной Черчиллем после кончины фельдмаршала и опубликованной в одном из августовских номеров Daily Mail в 1934 году.

Тот факт, что речь идет о человеке, который все свои лучшие качества в годы мировой войны направлял на уничтожение величия Франции и Британии, несомненно должен был повлиять на стиль изложения и оценки автора. Это влияние чувствуется, но определяющим для Черчилля не является. У него всегда было особое отношение к неприятелю, будь то глава освободительного движения в Судане Махди или германские полководцы времен Первой мировой. Полностью отдавая себе отчет, что речь идет о бывших противниках, Черчилль тем не менее старался проявлять объективность и стремился по мере возможностей оценивать их по гамбургскому счету. «Я восхищаюсь людьми, которые встают на защиту своей потерпевшей поражение родины, даже если сам нахожусь на другой стороне», – скажет он после Второй мировой войны[416].

Перейти на страницу:

Все книги серии Аспекты истории

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное