– А можно кое-что другое? – Она прижалась ещё теснее. – Я забыться хочу... не думать. Ты ж меня таки убедил... или... не знаю. Но чую, не так тут что-то, не так! И верно – все, с кем мы тогда в бункере оставались, уже снизу смотрят, как картошка растёт. Тут-то меня и затрясло, не скажу как затрясло! Словно ужалил кто-то: мол, прав Руслан-то, прав, как ты ни отбрыкивайся! – её губы щекотно зашептали мне в самое ухо: – Ну хоть сегодня меня не гони, а? Притворись, ладно? Чего тебе стоит? Нужно мне это, понимаешь, чурбан бесчувственный, дубина берёзовая, нет? С тобой хочу быть. И не только сегодня. Эх, эх, какой я б женой была... ты даже и не представишь... ох... совсем голову потеряла, бред такой несу... ты ж у нас чистенький, ты ж на солдатскую подстилку и смотреть не хочешь, ты всегда мной брезговал... и Мари тоже в конце концов обижаться стала, что ты в её сторону даже и не посмотришь...
– Мне она по этому поводу никаких претензий не высказывала, – только и нашёлся я.
– Зато мне потом высказала... Рус, а Рус! Ну что ты как чушка чугунная, ничем тебя не расшевелить? Всё тебе без разницы, небось ту кошку драную, Дзамайте, забыть не можешь? Да она ж тебя первая бы и предала!
Меня так и тянуло бросить: «Она не предала», но едва ли стоит так уж безоговорочно верить, что на Дариану Дарк работала именно бедняга Катарина Пояркович. Признаться, мне казалось, что Гилви вот-вот вскричит «Me, me, adsum, qui feci![12]», подобно героям Вергилия, но нет.
– Гил, не стоит. Я, честное слово...
– Снимай броник, – она решительно вскочила, зло рванула хомутики замков. – Я тебе покажу, что такое настоящая женщина.
– Гилви!
– Ну что, что «Гилви»?! Нам, биоморфам, – так? – вместе держаться надо. Так что я сперва с тобой разберусь, а потом уж к Валленштейну отправлюсь. Пояркович надо раскрутить.
– Раскрутить! Слово-то какое...
– Так в нашей службе говорят. У вас – «расколоть», правильно? Ну а у нас по-другому.
– Ты уже самым существенным образом нарушила устав, – заметил я. – Самовольное снятие бронекомбинезона в боевой обстановке без разрешения старшего по званию...
– Ну вот ты мне и разрешишь, а, герр обер-лейтенант? Разрешишь ведь, правда, бедной девушке-шарфюреру?
– Не похоже, чтобы тебе вообще что-нибудь требовалось, – заметил я, глядя на ладную фигурку Гилви в обтягивающем подброневом облачении.
– Да, эротично в этом не каждая разденется, – фыркнула она, оттягивая резинку. – Но ничего. Нас трудностями не испугаешь.
...Хорошо ещё, что в боевом охранении стояла не моя рота...
И, в отличие от Дальки, в последний самый острый момент Гилви не отдёрнулась, а, наоборот, крепче обхватила меня обеими руками и прижалась бёдрами. Значит, действительно поверила; во всяком случае, «семя биоморфа» у неё не вызывало неприятия.
– Спасибо, – прошептала она наконец, прижимаясь ко мне подозрительно мокрой щекой.
– Гил, ты плачешь?
– Угу-у... глупый ты, глупый... замуж за тебя хочу, за дурака такого биоморфного-о-о-о... Вот хочу, и всё. Дура я, верно? Ты ж... Хотя притворялся что надо. Мне ни с кем так хорошо не было...
– Да будет тебе из меня полового гиганта делать...
– Нет, вы, мужики, точно все умственно неполноценные. Тут даже и биоморфы не помогут... Но что ж, значит, нам с тобой Туча не страшна? Она нас не тронет?
– Может, и не тронет, – пожал я плечами. – Если будет воспринимать как часть себя. А вот если будет прямой приказ – так схарчит и даже не поморщится.
– Бррр... – поёжилась Гилви, и страх в её голосе мне не показался наигранным. – Тьфу, тьфу, не хочу про это. Давай лучше ещё разок. Мне та-ак сладко было-о... – потянулась она, вновь приникая ко мне.
Эх, Руслан, пропала твоя чистота. Не смог, не удержался.
Однако, прижимая к себе бьющуюся, закусившую губу Гилви, я до невозможности чётко ощущал в ней биоморфа. Растёкшегося по жилам, неоформленного, несосредоточенного. Вкус этого биоморфа и ощутила Туча, едва вонзив свои жала в шею бедной Гилви.
Кто-то поставил производство биоморфов-людей на широкую ногу. Кто? Где? Когда?
И, чёрт возьми, когда же в действительности человеческая цивилизация столкнулась с биоморфами?
Гилви Паттерс действительно доложила Валленштейну свои «соображения». И бедную Катарину Пояркович арестовали. С мутной формулировкой «до выяснения всех обстоятельств утечки информации». Правда, Валленштейна это явно не устроило. Он что-то недоговаривал, и я сильно подозревал, что его слова о том, что dame шарфюрер вне всяких подозрений, были предназначены исключительно для слуха вышеупомянутой шарфюрера.
...А бригаду «Танненберг» в очередной раз срывали. К следующему комплексу, где потерпела неудачу 3-я танковая дивизия.
Мы совершили марш в добрых две сотни километров, к остаткам другого человеческого поселения. И, само собой, увидели ту же картину: вместо пыльных улиц и скелета недостроенного монорельсового вокзала шумел девственный лес.