Череп в небесах

Залив нас пламенем, каратели перебежками продвигались всё ближе и ближе. В наушниках стояла какофония, пока я не отстроился и не привёл в чувство своих. Французские танки дружно подались вперёд – бить прямой наводкой, пока имперцы не прорвались через наши баррикады.

На моём прицеле то появлялись, то исчезали многочисленные алые треугольнички, обозначавшие «индивидуальные вражеские боевые единицы». Я активировал обмен данными между штуцером и вычислителем, аккуратно навёл ярко-голубой крест на ближайший треугольник и нажал спуск.

– Неэффективное попадание, – ядовито доложил вычислитель. – Отражение от брони.

– Чёртова говорилка, покаркай мне тут ещё, – буркнул я и выстрелил вторично, просто чтобы противнику жизнь не казалась мёдом.

– Цель поражена, – как мне почудилось, с удивлением доложил вычислитель. Всё-таки «штайер» – неплохая машинка...

– Вести огонь только разрывными! – скомандовал я. Игольчатые пули «штайера» хороши, но всё-таки не с таких дистанций.

– Есть, командир! – дружно откликнулось сразу несколько голосов.

Вновь загрохотала артиллерия – и наша, и имперская. Дом, казалось, подпрыгнул, получив удар тяжёлым снарядом, но наша часть уцелела.

– Отходим! – махнул я рукой. Против двадцативосьмисантиметровых дур не больно-то продержишься. Они очень быстро оставят от здания одну лишь груду развалин, и вся доблесть защитников сгодится лишь на то, чтобы бессмысленно погибнуть под обломками.

Отделение поспешно выбралось из мышеловки, и вовремя: имперская артиллерия положила следующий снаряд аккуратно в то же место, и наша передовая позиция с печальным предсмертным выдохом-вздохом взмахнула нам на прощание складывающимися стенами и оседающей вниз крышей.

– Вот так-так... – раздался в наушниках потрясённый шёпот Инги.

– Шевелись, осьминоги беременные! – заорал я, невольно вспоминая знаменитый бестиарий господина штаб-вахмистра Клауса-Марии Пферцгентакля.

Мы успели убраться. Имперцы могли бы запросто сровнять тут все с землей, но это, похоже, не входило в их намерения. Рёв артиллерии стих, я услыхал характерное короткое хаканье танковых пушек и почти сразу же увидел пробирающиеся через развалины фигурки в имперской броне.

– Огонь, огонь, ротозеи! – я почти силой швырял ребятишек к острым зубьям разрушенной стены. – Огонь!

Восемь «штайеров» достойно встретили карателей. Вычислитель помалкивал, каждое попадание означало смерть.

Я давно забыл, что такое «азарт боя». Я думал только о том, что надо выдержать. А для этого надо думать – думать не о том, чтобы выжить самому, а куда направить огонь моих ребят, и тогда, может быть, я тоже доживу до вечера.

...Встреченные плотным огнём из развалин, каратели попятились. В ход вновь пошли огнемёты и дымозавесы, сквозь которые не могли прорваться наши сенсоры, в то время как каратели явно получали информацию непосредственно с орбиты. Один из французских танков дёрнулся раз, другой и третий от попаданий, но силовой щит пока справлялся. Другой «тигр-7» пятился, поливая перед собой свинцом. Ему в лоб тоже угодила граната, и я увидел, как сработала активная броня: видно, у этого танка щит уже выбило полностью.

А каратели уже, казалось, были всюду: не кланяясь нашим пулям, они лезли и слева, и справа сквозь проломы в стенах; закричал и опрокинулся один из моих мальчишек, и в тот же миг в него угодила шальная граната. Броня взорвалась изнутри...

Мы отходили, огрызаясь огнём. Связь с французами всё ещё работала, и каратели дорого платили за каждый шаг; но всё-таки они продвигались.

Наш взвод отходил тоже, собирая с врага обильную жатву; имперская артиллерия больше не расчищала им путь, и 203-я охранная дивизия умывалась кровью; однако, когда мы наконец оторвались и заняли следующий рубеж – за вторым кольцом рвов и баррикад, – выяснилось, что от взвода уцелела ровно половина. Моё отделение оказалось самым многочисленным: шестеро бойцов, со мной – семеро.

– Это не каратели, – уверенно заявила наша горе-взводная. За весь бой она отдала только две команды: «Огонь!» – в самом начале и «Отходим, все отходим!» в самом конце. – Это кадровая дивизия с эмблемами карателей. Они хотели ввести нас в заблуждение и добились своего.

– Это вряд ли, – заметил я.

– Но вот это-то уже точно каратели! – голос взводной дрожал, она махнула рукой в сторону оставленных нами кварталов.

Я поднял бинокль. Имперская артиллерия разнесла только самые окраинные строения, дома чуть дальше в глубину уцелели. Я полагал, там не должно остаться ни одного человека, однако равнодушная оптика явила совершенно иную картину. Картину, от которой у меня под шлемом волосы встали дыбом.

Фигурок в обычной повседневной одежде выводили из домов другие фигурки, в имперской броне. Свежей и чистой, в отличие от той, что была на тех, в кого мы стреляли, кого убивали и кто убивал нас. Настоящие каратели.