Да, они выгоняли людей из домов и строили в колонну. Их добычей стали почти исключительно старики да несколько человек зрелого возраста – всего около двух десятков. Предводительствовавший «карантинниками» офицер повелительно махнул рукой, и пленники зашагали прочь из города.
Почему они не убежали? Чего ждали? Или надеялись, что мы ни за что и никогда не пропустим врага во Владисибирск?
Контратаковать? Но с кем, с двумя десятками уцелевших бойцов да двумя танками? Те, почерневшие от гари, с проплешинами на броне, тем не менее вышли из боя без особого ущерба.
И, досмотрев со злым, отчаянным бессилием, как имперцы угоняли моих сородичей, мы только и могли, что дать себе клятву умереть на этом последнем рубеже, но не отступить, да простятся мне эти высокие слова. Однако отсюда мы действительно могли уйти лишь вперёд ногами в похоронной команде, не важно уже, нашей или имперской.
Однако во второй половине дня нас ждал ещё один сюрприз. Если это только можно назвать сюпризом: имперцы применили свой любимый приём.
Десант. Десант с вертолётов прямо в тыл неприятеля, где стреляет каждое окно, мог бы показаться безумием, не окажись он настолько хорошо спланирован, с чисто имперской аккуратностью.
Нас заглушили, начисто. Нам прервали всю связь, а потом город накрыла густая сеть дымовых снарядов. Вечер обратился в непроглядную ночь; облака чёрного дыма содержали в себе и мелкодисперсную металлическую пыль, так, что стали бессильны даже обычные радары. Разом началась атака с фронта, и одновременно над головами скользнули невидимые с земли вертолёты. Наши стреляли наугад, задрав стволы, били в наглухо закутанное тучами небо автоматические зенитки, рвались ракеты в надежде, что головки самонаведения найдут себе цель; и один вертолёт действительно рухнул почти что нам на головы, однако остальные выбросили десантников в самом центре Владисибирска, и город вскипел огнём пополам с кровью, словно ведьмин котёл.
Эфир заполнил жуткий треск, так что едва можно было услыхать своё собственное отделение. На нас обрушился настоящий пламенный ливень; наступавшие каратели просто жгли перед собой всё, что могло гореть, – далеко не все защитники Владисибирска могли похвастаться наличием брони.
Наверное, в те моменты мне полагалось испытывать какие-то высокие чувства. Эмоции, что подхватывают тебя и бросают на веера вражеских пуль, с истинно-безумным презрением к смерти. Но вместо этого в голове у меня крутились совершенно иные мысли: сектора обстрела, огневое взаимодействие, то и дело обрывающаяся связь с танковым вычислителем, блокирование флангов и тому подобное. Мои ребята достойно встретили «карантинников» из 203-й – оставив два десятка тел перед нашей баррикадой и в развалинах вскрытых словно консервным ножом домов, они как будто бы даже отступили – но на самом деле просто перенесли направление удара. А потом я заметил фигурки в имперском камуфляже, что перебежками приближались к нам с тыла, – и понял, что город потерян.
Скользнувший над проспектом беспилотник выплюнул в беззащитный верх танка несколько самонаводящихся кумулятивных бомбочек, и могучий «тигр-7» взорвался изнутри, разломившись надвое. Само собой, никто из экипажа не выжил, мы остались без вычислителя, и поздно было переключаться на вторую машину, потому что покрытый копотью монстр, уже лишившийся и силового щита, и активной брони, медленно отползал сквозь пролом в стене, плюясь огнём в подступающих имперских десантников. Они ответили несколькими выстрелами из гранатомёта, танку перебило гусеницу, я увидел поспешно выбрасывавшихся из люков танкистов с повязками «Свободной Франции» на рукавах. Дай Бог им спастись...
Для нас самих этот бой протекал более-менее удачно – никто не погиб, даже не ранен, хотя броня у всех покрылась роем царапин и оспин от осколков. Но мы оказались отрезаны от своих, и выбираться приходилось через хаос руин...
Владисибирск строился как город-сад, здесь не возводили многоэтажных небоскрёбов, самое большее – дома в четыре-пять этажей, с широкими террасами и галереями, зимними садами (всё-таки на Сибири случалась зима, куда холоднее, чем, скажем, в Новом Севастополе); сейчас всё это горело, рушилось, оплавлялось, проваливалось, оседало. Когда и спереди, и сзади от нас появились имперцы, я скомандовал отход. Не знаю, где там эти заградотряды, но, если они попытаются заступить нам дорогу...
И тут нас наконец достало. И опять – беспилотник. Наступающие, похоже, засекали очаги сопротивления и развешивали над ними «беовульфы». Наш с шипением пронёсся над развороченной крышей, метко плюнув в нас стандартной «беременной жабой» – кассетным боеприпасом, засыпавшим всё вокруг небольшими килограммовыми бомбочками. Две из них, подрулив, угодили в пробоину. Как раз тогда, когда моё отделение проникло внутрь...
...Я шёл первым, сразу за мной – Инга и Костя. Ещё четверо парней и девчат чуть поотстали, и мы трое успели перешагнуть порог, когда полуразрушенная просторная комната, почти зала взорвалась за нашими спинами.