- А кто же стрелял в него? - заметив кровь на асфальте и рану на ноге у охранника, спросил полицейский, подойдя к тому поближе, чтобы выяснить, какого характера у него ранение и требуется ли ему скорая помощь.
Рафаэль промолчал, а Ли не стала скрывать.
- Это я в него стреляла, - сквозь слезы сказала она полицейским. - Он мне угрожал.
Другой полицейский подошел к девушкам и поднял у них из-под ног пистолет.
- Вы стреляли из этого пистолета? - уточнил он.
- Да, - не глядя ответила Ли.
- Этот мужчина ни с того, ни с сего набросился на нее, - попыталась оправдать действия девушки Эйприл, - и, если бы кто-нибудь так поступил со мной, я бы сделала то же самое и не задумывалась, правильно поступила я или нет.
- Все понятно, - выдохнул один из полицейских. - Вот только не совсем понятно, чей это пистолет? - и он показал на надпись, которая была на нем.
Ли смутилась, так как она не рассмотрела, было ли что-нибудь на пистолете. На всякий случай она сказала:
- Вы правы, он мне не принадлежит.
- Тогда кому же? - не отступал полицейский.
Какое-то время Ли колебалась с ответом, глядя то на лежащего раненого охранника, то на Эйприл, которая держала ее за руку, то на Рафаэля, застывшего в ожидании. Набравшись смелости, она, наконец, произнесла:
- Джону Смолу, моему отцу.
От услышанного глаза у Эйприл округлились. Узнать такое в данной ситуации! Это могло любого сбить с толку. Эйприл подалась назад, опустив в растерянности руки. Ли с сожалением посмотрела на Эйприл и сказала:
- Я хочу объяснить, если можно.
Пока полицейские заталкивали в машину охранника, Эйприл успела дойти до кафе и сесть там за столик. Следом за ней пришла Ли.
Когда она начала говорить, Эйприл сделала вид, что ей безразлично, но, чем больше она узнавала, тем яснее у нее во взгляде проявлялось сопереживание по отношению к этой девушке, которое постепенно перерастало в понимание.
- О том, что я являюсь дочерью Джона Смола, я узнала лишь после смерти моей матери, а это приблизительно год тому назад. Все это время мать говорила мне, что отец мой погиб. Впрочем, так говорят почти все матери, которые одни воспитывают своих детей. И я никогда не интересовалась, где же на самом деле мой отец. Незадолго до смерти матери, а надо сказать, что жили мы крайне скромно, не имея ничего лишнего, на ее имя пришел денежный перевод на очень крупную сумму. На мой вопрос, откуда и кто мог нам прислать такие деньги, мать мне не могла ответить. Думаю, она до последних своих дней сама ничего не знала об этом.
- А как же обратный адрес отправителя? - не удержалась Эйприл.
- На карточке не было никакого обратного адреса, - пожала плечами Ли. - Впрочем, это не столь важно. Мать деньги получила, а вскоре умерла. Справив ей приличные похороны, я приехала в этот город и поступила в университет, так как кроме моих знаний, денег на обучение у меня хватало. В один прекрасный день прямо на улице ко мне подошел Джон Смол и сказал, что он является моим отцом.
Моя реакция была немного другой, нежели у тебя, когда ты об этом узнала, так как ты неплохо разбираешься в людях да и, несомненно, ты располагаешь какими-то сведениями о Джоне Смоле, которые свидетельствуют о его нечестной жизни и характеризуют его не лучшим образом... А что я о нем могла знать год тому назад? Ровным счетом ничего. Я видела респектабельного мужчину, не по годам молодо выглядевшего, уже седеющего и с тростью в руке.
Тогда он показался мне неплохим человеком... Лишь однажды я задала ему вопрос, почему он нас оставил? Ответа на него я не получила до сих пор... Теперь, поживя в его доме, я понимаю, что моя мать была слишком порядочной, чтобы терпеть его рядом с собой. Она предпочла скромную жизнь, но честную, обеспеченной и грязной... За это я ее уважаю.
Эйприл слушала молча, изредка вздыхая, боясь сбить Ли с мысли, а оттого не задавая лишних вопросов.
Официант принес и поставил на столик перед девушками по чашке кофе, кивком головы приветствуя Эйприл, как одну из постоянных посетительниц кафе.
- Джон Смол, - продолжала Ли, - уговорил перебраться жить к нему в дом, где постоянно устраивались всяческие празднества по поводу и без повода, а также многочисленные вечеринки. Я всегда чувствовала себя среди всех этих людей, посещавших эти мероприятия, чужой и потерянной... Они были насквозь фальшивыми, хотя разыгрывали из себя порядочных... Вскоре в доме Джона Смола мне стало жить душно... Да- да, именно душно. Ты, Эйприл, когда сказала сегодня это слово там, в кабинете, я поняла, что оно к моей жизни имеет самое непосредственное отношение... Так вот, об этом я сказала Джону Смолу и попросила его отпустить меня. К тому времени он сделал мне документы, подтверждающие наше родство, а также положил на мое имя приличную сумму денег в Национальном банке.
Когда однажды я попыталась от всего этого отказаться, он поколотил меня и сказал, что в следующий раз сделает еще хуже, если я затрону эту тему.