Через дно кружки

Жениться у Ашота не получилось. Хотя многие женщины на него поглядывали. Мужик он крепкий, ладный, уверенный. Одним словом, офицер. Женщины обычно таких не упускают. Чуют в них настоящих мужчин, не фуфлистых пижонов. Конечно, дамы у него были. Но не женился он. Должно быть, слишком любил свою Леночку. Ну да не будем ворошить. Не женился и все. Родители один за другим умерли, и остался он бобылем. А когда началась перестройка, пенсии не стало хватать ни на лекарства, ни на пропитание, продал он квартиру и выкупил придорожную кафешку. Дела в ней поставил, как умел. Основательно. Отбился и от бандитов, и от налоговиков. Постепенно сжился с этим новым занятием. Его здесь уважали. Любили. Тут он был среди друзей. Тут забывал о прошлых бедах.

– Так вот. О чем я? Да! Об обучении. Так вот, возникла у Ашота идея выучить Кирилла на экономиста или юриста. Посоветовался с Колянычем.

Коляныч сам постоянно думал о том, что пацан может пропасть, и идею Ашота об обучении Кирилла, конечно, одобрил. Призвали Киришку. Сами уселись в ряд за столом, его поставили напротив, строгие и серьезные, назвали Киришку официально Кириллом, рассказали о планах и долго все обсуждали.

Киришка кивал, соглашался, проникся и был готов хоть завтра в институт. Выработали тактику, стратегию и как люди практичные и конкретные начали воплощать в реальность.

А далее моя очередь подошла. Стал я главнее и нужнее всех. Как учитель и человек со связями.

– Собственно, отвлекусь. Сгоняй, сынок, за пивом. Скажи бармену, что для меня. Дадут без очереди.

Итак, как я стал учителем. Сначала вообще, а у Кирилла уже потом, много лет после.

Сначала никаким учителем я не был, а после отработки в колхозе главным специалистом, а по сути, главным инженером, потянуло меня в науку. Стал работать в НИИ, защитил диссертацию, изобретал для оборонки и космоса.

НИИ наш был в Сибири. Морозы жуть! А нам для всяких экспериментальных целей и соблюдения особой чистоты полагался спирт. Ректификат! Не поганая вонючая гидрашка, а настоящий! И было ее… Короче, в нашей комнате кувшин трехлитровый всегда полный был. А в углу канистра алюминиевая десятилитровая. Тоже полная. Всегда! На мороз – отхлебнул. С мороза – отхлебнул. Просто так, взгрустнулось, тоже отхлебнул. В общем, месяца через три стал я замечать, что рука сама собой к кружке тянется, а ноги сразу к столу, где этот самый кувшин стоит.

Э, думаю, да так спиться запросто можно. И пресек. Вовремя! А некоторые ребята, умнейшие, спились. За два года! Напрочь! Безвозвратно.

А я остановился. Сумел! Защитил кандидатскую, про докторскую стал подумывать, материал набирать, эксперименты делать. Работай – не хочу! Все под интерес! Азарт! Да ладно, чего я воздух зря сотрясаю, тебе не понять. Теперь все за деньги. Вместо зеленых глаз у вас, недоумков нынешних, зеленые баксы.

Ну, короче, потом началось то, что началось. Любимая Родина-мать распочковалась на пятнадцать республик свободных, незалежных, независимых, а знал бы родные речи остальных свободных братских народов, еще тринадцать раз повторил, на каких. Оборонка загибалась, космос… Космос, он как понятие философское был вечно, но заказов на научные и конструкторские работы не делал…

А незадолго до обвала пригласили меня в этот городишко в филиал закрытого НИИ. Завлабом. Обрадовался! Перебрался. Квартиру успел получить. Работу развернул. Ну, думаю, сбываются мечты идиота. Но старого мудрого директора института, который меня пригласил, вскоре перевели в Москву. И появился новый. Бывший чиновник из министерства. Так сказать, дитя науки перезрелый. И поехало! И началось.

По большей части у нас всегда и все делается не благодаря, а вопреки. Начальство из таких, каким был этот новый, получается трусоватым. Чего делать сам-то не знает и пытается предугадать мысли вышестоящих, его сюда поставивших, дабы претворял и блюл их интерес. Нужные, полезные для дела решения принимать, извините, трусил. Да и не понимал, какие решения были нужны в то перестроечное время. Но по части воровства и плутовства быстро освоился и стал гением. Супергением!

Ты, парень, не переживай, это не теперь и не с нашего НИИ началось. Это было всегда. Джордано Бруно кумекал, кумекал, умную вещь высказал – его в инквизицию! Это, говорят, чушь, а значит, ересь! Отрекись! Пацан уперся, гордый шибко был. «Не отрекусь», - говорит, ну его, как полено, в костер. Упертых не только у нас, их никогда и нигде не любят. Сильно умных тоже.

Вот Галилей, тот поопытней был, знал, что против лома нет приема. Сказали, что не вертится земля. Не положено. Не вертится – так не вертится. Он и отрекся. По крайней мере, жив остался. Коперник, тот еще правильней поступил. Написал все и в стол положил, после смерти прочитали, а он тю-тю, в костер не поместишь!