Через год в это же время

Мэтт Дингл обещал принести водку, Дипак Патель сказал, что придут несколько девушек из классической средней школы, которые играли в нетбол; приятель Квинна Шив встречался с одной из них, и он заявил, что девушки придут наверняка, он уверен на сто процентов. Квинну хотелось пойти, необязательно для того, чтобы познакомиться с девушками, а просто для того, чтобы побыть вне дома, услышать шум музыки, поболтать с друзьями.

Его мать смотрела телевизор в гостиной. Она свернулась калачиком под одним из тех мягких розовых одеял, что обычно лежали в комнате для гостей. Непричесанная, в старой отцовской футболке, она смотрела новости, потом началась какая-то программа о рыбалке, но Тара не стала переключать канал.

– Мам, я хочу пойти с друзьями, – сказал Квинн, обходя диван и садясь рядом с матерью. – Ты не против?

– И куда ты идешь? – спросила она, медленно переводя взгляд на его лицо.

– В молодежный клуб в Кентиш-Тауне. В «Бамберс». Там вечеринка, помнишь? – мягко произнес Квинн, уже надевший свежую белую рубашку, которую сам постирал и погладил. – Хочешь, попрошу миссис Пенни посидеть с тобой, пока меня не будет?

Миссис Пенни была милой леди с севера, слегка за пятьдесят, и жила она в одном из больших домов рядом с парком. Раз в неделю она прибиралась в их доме, стирала постельное белье и закупала продукты на неделю.

– Ты выглядишь таким взрослым, Квинн, таким красивым, – сказала Тара, поглаживая его по щеке. – Скоро начнешь бриться.

– Мне завтра четырнадцать, мам, и я уже бреюсь, – ответил Квинн.

На диване рядом с матерью лежал розовый свадебный фотоальбом. Это всегда было дурным знаком.

– Мам, ты ведь не будешь снова расстраиваться, нет? – мягко спросил он, кивая на альбом.

Она накрыла альбом диванной подушкой.

– Я просто думала о счастливых днях, – невыразительно произнесла она, грустно глядя в пространство.

Квинн взял альбом и убрал на самую высокую книжную полку, до которой смог дотянуться.

– Никогда не отдавай свое сердце, Квинн, потому что обратно ты его не получишь, – сказала Тара, глядя в потолок.

Она часто говорила сыну что-нибудь подобное. Квинн уже решил, что, если любовь творит с людьми такое, он не хочет никого любить.

– Ладно, мам, я пойду.

– Но ты не забыл телефон? – спросила мать, и теперь в ее голосе послышалась легкая нотка тревоги. – А запасной на всякий случай взял?

– Да и да, – кивнул Квинн, похлопывая по карманам своих джинсов.

Ему ужасно не нравилось, как оттопыриваются карманы из-за телефонов.

– И ты ведь не будешь там пить? Ты же знаешь, что в наше время случается с пьяными людьми.

Квинну нужно было уйти, пока мать не убедила себя в том, что он должен остаться дома.

На улице он почувствовал, как удушающая атмосфера дома рассеивается в прохладном ночном воздухе. На мгновение он ощутил себя свободным, хотя и знал, что это не так. Иногда ему казалось, что он постоянно находится под домашним арестом. А его телефоны – электронные канаты… Он мог выйти за пределы тюремных стен, но все равно оставался на привязи.

Школа служила избавлением. А в каникулы и выходные было намного тяжелее, поскольку почти не оставалось предлогов для ухода из дому. Его друзья в каникулы катались на лыжах и «вырывались из Лондона». А для тех, кто оставался в городе, их матери устраивали бесконечные развлечения. Мать Пита Томпсона в прошлый вторник организовала для восьми ребят настоящее световое представление, а ведь ни у кого из них даже дня рождения не было. Но в этом году Квинну хотя бы разрешили наконец ездить одному в общественном транспорте – это уже казалось серьезной переменой.

Квинн любил улицу, на которой жил. Ему нравились разноцветные дома и симметрично подстриженные деревья вдоль дороги. Ему нравились пекарня на углу и книжный магазин, в котором пахло корицей. Ему нравилась пожилая леди в смешной фетровой шляпе, сидевшая на низкой стене вместе со своими кошками. Когда он проходил мимо, она всегда спрашивала: «Как дела, все в порядке, юноша?»

Когда его родители разошлись, были разговоры о продаже голубого дома и о мамином переезде из Лондона в какое-нибудь тихое местечко. Возможно, маме было бы лучше в маленькой деревушке, где люди весьма любопытны и любят совать нос в чужие дела. А в Лондоне, если хочешь, чтобы тебя оставили в покое, никто не станет к тебе соваться.

Квинн перешел железнодорожный мост – и в одно мгновение Лондон изменился, как будто раздвинулся занавес. Вместо маленьких магазинов, цветочных киосков и кафе, где продавались четыре сорта молочных коктейлей, появилась улица, забитая автобусами, шумная, с граффити на стенах, с уличными продавцами газет. Большинство друзей Квинна жили по эту сторону железной дороги. И часто Квинн чувствовал себя здесь куда лучше. Люди не присматривались к тебе, легко было затеряться в толпе. В небе взорвалась ракета. Квинн глянул вверх, на завитки света, прорезавшие серое небо. Фейерверк-одиночка вырвался на свободу.