Через год в это же время

– Квинн, вы согласны, что сад вашей матери в последнее время выглядит неплохо? Она просто кладезь знаний, эта женщина. И у нее, как говорят, «зеленые пальцы». Вы, должно быть, довольны, что она снова выходит из дому? – с гордостью произнесла мать Минни.

Минни не могла понять выражения лица Квинна; он снова вдруг стал далеким, отстраненным. Его улыбка являла собой образец вежливости, но была нарисована поверх чего-то такого, что невозможно было прочесть.

– Да, Конни, вы очень хорошо на нее влияете. Приятно снова видеть маму в саду, это ее по-настоящему успокаивает. – Он встал. – Боюсь, мне пора уходить. Рад был повидать вас обоих.

– Не уходи, – попросила Минни, поворачиваясь к нему и качая головой. – Ты даже чая не выпил.

Она пыталась взглядом показать ему, как ей не хочется, чтобы он уходил, но Квинн отвел глаза.

– Вряд ли этот чай стоит того, чтобы задерживаться, милая, – произнес ее отец, слегка скривившись.

– Прости, но мне нужно кое-где быть днем. И я был рад помочь тебе с коробками, – ответил Квинн уже из прихожей.

– Но твоя машина?

– Заберу завтра, – бросил он на ходу, открыв дверь.

– Ох, надеюсь, это не мы его прогнали? – спросила ее мать, когда Минни вернулась в гостиную.

Минни почувствовала, как ее сердце ушло куда-то в ноги. Как бы ни был хорош тот поцелуй, он не принес желаемого результата.

– Минни Му, а у меня для тебя подарок в честь переезда! – Отец поднял с пола стоявший рядом с ним пакет с ручками.

Он достал из него квадратную коробку, завернутую в пузырчатый полиэтилен, и преподнес ее дочери.

Минни сорвала обертку; в коробке лежали одни из отцовских часов, с серебряными стрелками и самым противным из всех тиканьем.

– На время, чтобы ты чувствовала себя совсем как дома, – подмигнув, произнес отец.

Канун Нового, 2004 года

Вода в ванне остывала. Тело над водой уже покрылось гусиной кожей, кончики пальцев сморщились и побелели. Она приложила ладони к груди, до сих пор практически плоской, как печенье. Завтра ей исполнялось четырнадцать, наверняка скоро грудь вырастет. Минни хотелось включить горячую воду и еще посидеть в ванне, но мама была в спальне, и если бы она услышала шум воды, то закричала бы на Минни, требуя выйти.

Школьные каникулы словно замедляли жизнь. Время растягивалось; ванну можно было принимать час, еду готовить два часа и целый день гулять в парке. Во время учебы жизнь текла быстрее, резче; нельзя было задержаться ни на секунду. И через пять дней она вернется на эту беговую дорожку и к Ханне Олбрайт. Пять дней.

В прошлом семестре девочки в ее классе придумали некую игру и начинали распевать разные песенки, когда в помещение входила Минни. Они радовались, если кто-то находил новую песенку. «Driving in My Car», «This Car of Mine», «Life Is a Highway»[2]. Просто удивительно, как много существовало песен о машинах и дорогах.

Минни научилась справляться с поддразниваниями и песенками. Пусть себе поют, пусть смеются. Если не обращать внимания, то быстрее отстанут. Ханна Олбрайт всегда заходила дальше других, стараясь во что бы то ни стало спровоцировать Минни. В последнюю неделю прошлого семестра все зашло так далеко, что она завелась. «Завелась»! Она уже и думать стала, как автомобиль. Минни опустила голову под воду…

Часть проблемы состояла в том, что ее подруга Лейси уже не училась в их классе. И заступиться за Минни было некому. Ханна, Полина и еще несколько девочек начали толкать Минни, дергать за волосы. А в какой-то момент кто-то ткнул ее карандашом. Эта новая жестокость испугала Минни. Она не знала, как с этим справиться; такое уже нельзя было просто молча игнорировать.

Она открыла глаза под водой, глядя вверх, на грязноватые бежевые плитки, сквозь мерцающую воду. Потом высунулась на поверхность, наполнила легкие воздухом, подтянула ноги к груди. На бедре до сих пор был виден маленький темный след от ранки, нанесенной карандашом. Как будто девочки в школе просто хотели довести Минни до того, чтобы она наконец огрызнулась.

Неужели ее превратило в мишень просто нелепое имя? В школе они читали «Ромео и Джульетту», и одна цитата застряла в памяти Минни на весь семестр: «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Может, и с другим именем ее жизнь была бы такой же поганой? В школе были и другие дети со странными именами, но они не привлекали к себе такого внимания, как Минни. Исла Уайт из девятого класса слишком красивая, чтобы ее дразнить, а у Зигги Зи Зейна из десятого папа когда-то играл в оркестре, и это давало ему полную свободу. Видимо, в Минни было что-то еще, делавшее ее настолько уязвимой. Может, ее курчавые каштановые волосы или пухлые, как у хомяка, щеки? Минни тайком выбросила шоколадки, которые бабушка Си подарила ей на Рождество. Может, щеки у нее слегка втянутся, если она перестанет есть шоколад?