Через Москву проездом

– Так, а вот скажите-ка, – сказал врач, – вот вы идете, и трещина на асфальте, и бывает у вас такое: если вы на нее наступите, вы провалитесь, будто это на льду трещина?

Он был тугощек, брыласт, подзаплывший нездоровым жирком высокий брюнет, переваливший, видимо, уже за сорок, так что жизнь, считай, определилась теперь до конца, и его карие, ясно-влажные глаза смотрели на меня участливо, проницательно и понимающе.

– Да нет, – сказал я, – не бывает.

– Вы можете наступить на нее или переступить, в общем, как придется шаг, да?

– Ну да.

– Ага. Хорошо… А вот скажите, вы не считаете, нет? Окна домов, ступеньки, деревья… Не для чего-нибудь, а просто так. Едете, скажем, вот с работы в своем автобусе, сидите у окна и считаете.

– Считаю, – сказал я.

– И давно это у вас, не заметили?

– С детства.

– С раннего детства, не помните?

– Да, в общем… – попытался я припомнить, когда же, в каком же это возрасте начал я считать деревья, окна, ступеньки, по которым иду. – Может, и с рождения, не знаю.

– Ну, родившись, вы не умели считать, – посмеялся врач снисходительно и показывая в то же время, что оценил шутку, хотя я и не шутил, не до шуток мне было. – А как вы относитесь к своим близким!

– Каким близким?

– Ну, к матери, отцу, братьям, сестрам, жене…

– Я не женат. Мать с отцом похоронил уже, а я у них один был, я ведь говорил.

– Да-да, – оправдываясь, согласно покачал он головой. – А почему вы не женитесь? И не были ведь женаты? В вашем-то возрасте – тридцать пять уже все-таки. Вы боитесь, может быть? Вы вообще легко раздражаетесь, настраиваетесь против людей, с которыми вам приходится делать что-то вместе, жить – в командировке, скажем, – вам кажется, что вас обижают, ущемляют ваши права?

– Бывает, конечно, – пробормотал я.

– Да, да. – понимающе покивал он. – А не женились почему? Боитесь? Жизни с другим человеком, изменения обстановки, да? Или нет?

Я сидел в его тесном, казенно и бедно обставленном, как казарма. кабинете, не располагающем ни к какой задушевной беседе, уже около часа. О чем, о чем он меня только не спрашивал. Толком на все вопросы невозможно было бы и ответить. Почему вот не женился, скажем. Ну да, боюсь, конечно. Судьбе, небу, богу – кому? не знаю – было угодно, чтобы я взялся шесть лет назад, ухватился за коротенькую ниточку одной из миллионов свернувшихся клубочками тайн нашего бытия. потянул – и оборвал, и снова бы нашел крохотный кончик спрятавшейся ниточки и снова потянул… так этой неизвестной мне, могущественной силе было угодно, чтобы это был я, я именно, я, и я уже не волен распоряжаться собой, я не себе принадлежу, ей – этой силе, и она могущественнее всего остального, она не отпустит меня от себя никуда, потому что она выбрала именно меня, чтобы. я осуществил то положенное, нужное ей… но как это все объяснить? Вот так, просто, в двух словах, не объяснишь, а начнешь долго и сложно – бред выйдет, самый настоящий.

– Женщина у вас какая-то постоянная есть? – напомнил мне о своем вопросе врач. – Или у вас случайные связи?

– Есть, – сказал я с неохотой.

– Это положительный фактор. – Он ободряюще улыбнулся мне своими ясно-влажными глазами. – Может быть, вам даже хорошо и сойтись было бы. Подумайте. Посмотрите. А пока мы вас будем лечить. Будете таблетки принимать, амбулаторно пока. Вы сами пришли, значит, понимаеге всю опасность…

Я перебил его. ужасаясь тому, что говорю это о себе, и боясь его ответа:

– Вы думаете… что же я, в самом деле… с ума сошел?

– Да ну, ну вы же интеллигентный человек, – широко и светло улыбнулся он. – Это народное выражение, оно совершенно неприемлемо. У вас расстройство… некоторое расстройство, все может быть хорошо, если вы будете правильно выполнять назначения.

«Все может быть хорошо…» Ну да. Все может быть хорошо… Все ясно. Куда яснее. Выйдя из аптеки с полными карманами транквилизаторов, я зашел в какую-то забегаловку и набрался до положения риз, так что очнулся уже только к утру следующего дня, и как я попал домой – сам ли, довел ли кто – ничего я не помнил.

5

– Здравствуйте! – сказала женщина с коляской, догоняя меня. – Хотите посмотреть на моего сына?

Улыбка ее была ясна и открыта, она явно знала меня, коли окликнула посреди улицы и предлагала вот теперь посмотреть на ее сына, не будет же она предлагать такое каждому встречному-поперечному, но кто она?

– Вы меня не узнаете, нет? – все так же счастливо улыбаясь, спросила она. – В автобусе, помните? Вы еще разругались там, чтобы посадить меня.

А, вот оно что. Уже родила.

Я попробовал заставить себя заинтересоваться младенцем, сделал шаг к коляске, чтобы заглянуть внутрь, и не пересилил себя, махнул рукой: а, младенец и младенец, родила и родила – что мне до того?

– Поздравляю, – пробормотал я вяло и пошел дальше.