Тролль вас заеби!
Я буквально вылетаю лопнувшим шариком из-за стола — какие уж тут расспросы, где Джеймс, с которым я целовался…
Я уже переодеваюсь в пижаму, когда внутри меня растет непонятная тревожность. Сначала я подумал, что это желудок устраивает болезненный переворот, но все сменяется ощущением тревоги, и я решаю выйти в коридор. Ну а дальше…
— … не смогли, но пару улик оставили, может в следующий раз…
Закусываю губу и на цыпочках подбираюсь к лестнице. А голос такой мелодичный, может даже жеманный, почти женский.
Кажется, говорящий улыбается — угадывается по интонации.
— … а там закроем дело, и можно Вицну давать отпуск…
Вицну? Какое дело?
Спускаюсь. Ну жутко интересно же! Дела мистера Поттера — прямо тайник с сокровищами пиратов!
— Эй, эй, тормозите гиппогрифов, какой отпуск? Я все равно не подпишу.
О, вот и сам извращенец нарисовался. Точно, достало меня называть его Поттером, да еще и мистером, будет извращенцем. Хех, мистер Извращенец.
Хм, а может, это я извращенец? Ай, он, он, Он! Я уверен, за его стеклянным взглядом прячется похоть. Какой извраще-нец. М-м, как эротично.
Ступни леденеют (дурацкая привычка выходить босиком), а пол даже без чар подогрева, безобразие! Какие вольности у здешних домовиков!
А-а, ведь надо еще домовиков допросить, да и к Алу заскочить.
— Ну мистер Поттер, не будьте таким строгим…
Копошение.
Черт, как интересно! Что там за шуршание?! Оступаюсь и чуть ли не скатываюсь с лестницы кубарем. Зато я могу наклониться и теперь рассмотреть положение: полумрак, Извращенец в ночных штанах стоит полубоком и незнакомый человек. Ну как человек… парень, молодой, улыбается будто в «глянец» колдографируется, сам в дорожном плаще, по которому стекают капли. Дождь был? Не заметил такой непогоды.
— … вам не идет такое каменное выражение лица…
А время-то не детское, ползем к часу ночи. И на «неотложный» разговор это не похоже. Зачем этот недоаврор вообще приперся? Малолетка.
— … улыбнитесь. Хм, а на работе вы выглядите добрее, милее…
Да что он себе позволяет?! Жополиз-аврор, я думал, таких на службу не берут.
Извращенец, однако, заливается смехом, будто доволен, и чешет плечо, выговаривая:
— Завтра поговорим, и об отпуске тоже.
И ВСЕ?! Да он должен был его кастрировать за такие вещи! Или хотя бы парочку проклятий в лобешник этого недоумка!
Что за снисхождение? Как Извращенец такое ему позволяет? За какие такие заслуги? Фу!
— Уже спать? Хотя да, время-то ночное, я, наверное, не должен уделять такое внимание своему делу.
— Все ты должен, но уже правда поздновато, спать хочется.
Ты? Забываю о примерзших к лестнице ступнях, околевших щиколотках — мне хочется спуститься и устроить истерику. Расцарапать этому парню лицо за такое фривольное поведение и наорать на извращенца (а за каким это кактусом он в разврат ударился?!)
Эту всю обстановочку можно назвать «нерабочей». Где там, блин, спящая жена мистера Извращенца? Она должна следить за своим весьма и весьма похотливым мужем и его весьма и весьма двусмысленным поведением его подчиненного.
Какой разврат, фу, где авроры нравственности?
— Тогда сладкой ночки, не скучайте. А потом этот «улыбающийся» передает конверт в руки Извращенца, и в самый момент передачи наклоняется, что-то шепча.
Как подозрительно! Ух, как подозрительно!
Дверь захлопывается, а мистер Извращенец лишь выдыхает, чтобы расплыться в улыбке блаженного.
Моральные уроды, ни стыда ни совести! Надо миссис Уизли все рассказать.
Ловить и слышать больше нечего, поэтому я с весьма спутанным, но возмущенным сознанием делаю пару шагов наверх.
Но, оказывается, нельзя уйти незамеченным от застуканного мистера Извращенца.
— Подслушивать нехорошо, не учили разве, а, Скорпиус?
Извращенец быстро оказывается позади меня, и мне хочется сжаться в комочек, но не бывать этому.
— Говорить о работе в такое время тоже не хорошо, до сих пор это тайна для вас? А ведь вы уже большой мальчик, — и голос не дрогнул, и губа не задрожала! Вот какой я! Да!
— Общаться, не смотря в глаза собеседнику, — дурной тон, знал, Скорпиус?
Хмурюсь, но все же разворачиваюсь. А Извращенец понимает, что лицом к лицу с ним я могу попасть под его «чары грозности».
Напыщенный мистер Извращенец, ну какой же он сейчас самодовольный!
— Мне не трудно развернуться, только это глупо ради пары фраз.
— Пара фраз? — делает вид что удивляется.
— Да, вы же больше мне ничего не скажите.
— О, с чего такой вывод, малыш?
Малыш?! Вот хам.
— Не малыш, а вывод… — притворно задумываюсь. — А я наблюдательный, знаете ли.
— Ага, и любящий подглядывать. Чрезвычайно любопытный малыш Скорпи.
— Взрослый человек, а так себе ведете.
Он смеется и делает еще пару шагов по лестнице.
Мы стоим теперь на одной ступеньке, и, видимо, все с расчетом, ведь теперь он конкретно выше меня.
— Как так? Что тебя смутило? Скорпи или малыш? Может, малыш Скорпи? Но так ведь и есть, — пожимает плечами, — прими правду, ребенок.
— Мне пятнадцать, я не малыш и ребенок, и меня не зовут «Скорпи», я Скорпиус Малфой.