Через пять рук, шестому на поруки (СИ)

— А я знаю, чего они тут! — наконец выговаривает, и я немного смущаюсь. — О да… Я знаю, каков мой Джеймс, — пьяно хихикает, — и я знаю, каков его Скорпиус.

«Его», «его», «его», «его», «его», «его». ЕГО!

Покрываюсь красными пятнами, если и был алкоголь в моей крови, его точно больше нет.

Почему он так сказал? Почему он сказал так, будто я принадлежу Джеймсу?!

И, однозначно, он знает про мой секрет, что, казалось бы, остался в прошлом. Надеюсь, сейчас он о нем не растреплет.

Все непонимающе оглядываются, не могут взять в толк слова мистера Поттера, поэтому все замирают в замешательстве.

— Я к себе, доброй ночи, — в этот раз нет желания выгораживать себя.

Что-то типа «Я не голубой», «Я не ребенок», «Я не принадлежу Джеймсу», «Вы скотски пьяны, мистер Поттер».

А Джеймс плохо на меня влияет — смеюсь над ущербными, целуюсь с парнем. Но даже в этом меня всегда одергивает мистер Поттер. Хочет он этого или нет, но он имеет на меня влияние, как и Джеймс. Подозревает ли мистер Поттер об этом?

*

— Да ладно, если ты обладатель хорошей интуиции, то почему бы и нет?

Нет, ну правда, почему нет? Я ведь дело говорю.

— Ага, а если ты еще знаешь тайные приемчики… — Джеймс в своем репертуаре. Я уже давно понял, что хитрости ему не занимать.

— Джеймс, одно дело интуиция, и совсем другое — жульничество. Играть нужно честно, по правилам…

— Ой, Ал, с такими принципами в жизни ничего не добьешься, хотя… в твоем случае отец постарается…

— Ты так говоришь, будто мы не родные братья.

Альбус насупливается, игра набирает совсем не дружественные обороты.

— А ты ноешь все время о родственных чувствах. Мир не такой радужный и добрый, и, знаешь, розовые пони рядом не бегают.

— Дж… — я хочу прекратить эту перепалку, свидетелем которой я стал, но Альбус вскакивает и принимает нападающую позу.

— Да когда ты таким стал? И что я тебе сделал?

— О! Я всегда таким был. Ты? Да что ты можешь мне сделать, Альбус? Сделай хоть что-нибудь себе!

Альбус качает головой.

— Ты дурак. Большой дурак, сам себе на уме. Ты никогда не был мне хорошим братом.

Когда Альбус уходит из комнаты, Джеймс шепчет: «Был… лет семь назад». Но, думаю, только я это и услышал.

— Знаешь… я, наверное, тоже к себе пойду.

— Останься, Скорпиус, а то я совсем загрущу, — печально улыбается. — Давай потреплемся?

Это всего лишь ночь воскресенья, которое только вступило в силу. Два часа ночи, мистер Поттер уже спит со своей женой, Альбус ушел думать, пьяный мистер Уизли давно дома, тоже с женой. А я в комнате Джеймса. Лежу рядом с ним, на его кровати. И возле меня покрывало еще примято и хранит тепло братца его. Что Джеймс за человек такой? Добрый вроде, веселый, но в душе темное пятно. Словно клякса на белоснежном холсте. Это кто-то постарался? Или так и было?

— Ты Ала обидел.

— И что? Не впервой.

— Да ну тебя. Я ухожу.

— Ну не надо. Давай поболтаем лучше. Смотри, какое небо! — машет рукой в сторону окна. — Или ты меня боишься?

— Нет, но… Альбус хороший, а ты…

— Плохой? — смеется. — Да знаю я, что слишком резок с братом, но… он закрылся в своем сказочном мирке, и не выбирается из этой норки. Так нельзя.

— Возможно. Только если бы ты подал ему руку…

— Ты не понимаешь. А я не знаю, как тебе объяснить.

— Ты начни, главное.

— Это давно было. В первый раз… — замолкает, — тогда это произошло в первый раз… Нет, давай с самого начала расскажу. Я просто хочу, чтобы и ты меня понял.

Киваю, хотя он не видит.

Мы лежим почти голова к голове и смотрим в потолок. Так удобно, доверительно.

— Альбус погряз в этой сказке о добром мире и идеальной семье с подачи моей матери. Иногда я ее за это ненавижу.

У меня чуть глаза на лоб не полезли! Что он несет?!

Лишь шумно сглатываю на такое откровение. Я ожидал чего угодно, но не этого.

— На самом деле, все очень плохо. Отец ей постоянно изменяет, причем не с женщинами. На работе у него в подчинении мальчики-авроры, и он с ними регулярно спит. Мать знает, я знаю. А Алу нельзя такое говорить.

Как моргать? Как закрыть рот?

— Отец не уходит из семьи из жалости, — Джеймс резко нависает надо мной с совершенно безумным взглядом и ставит руки около моей головы.

В свете ночи выглядит мрачно, а после этих слов…

— Вот такая вот семейка. Представляешь, у меня отец почти педофил, да еще и гей… Ну, что скажешь теперь? Хочешь его? По-прежнему хочешь его, а? Иди, он тебя оттрахает, ты в его вкусе.

От его улыбки мне становится плохо. Кружится голова, все слишком быстро, нереально. Неужели это все правда?!

— Я… мне… я…

Джеймс начинает ржать и кататься по покрывалу, безумие продолжается. А потом БАХ — падает от смеха на пол, но ржет только еще заливистее.

— Э-э-э… Джеймс?

— А-ха-ха, Скорпиус… ахах-ахах… черт… ахаха, ты бы видел… ахаха-ах… свое лицо! — задыхается и вытирает выступившие слезы.

Не понял.

— Ой, блин. Черт, — поднимается и снова ложится рядом.

— Ты наврал?

— Ага, такое лицо было! Умора! — все еще посмеивается.

Вот бы ему врезать! Гад! Я же поверил!

— Идиот! Придурок, Джеймс, это уже не смешно!

После злости приходит чувство успокоения. Это всего лишь шутка! Дурацкая шутка. Фуф. Но такими вещами не шутят.