Через пропасть в два прыжка

Машина, сверкая чистотой и поблескивая лаком, занимала весь гараж. Вашко не удержался и с невесть откуда взявшейся ласковостью похлопал по капоту. «Жалел тебя, небось, Тушков…» Все еще продолжая стоять у самого входа в гараж, Иосиф Петрович озирался по сторонам — гараж как гараж: много банок, тряпок и порожней, измазанной маслом и краской, посуды. В дальнем углу знакомо угадывались автопокрышки, громоздящиеся одна на другой. Странно, но подозрение Вашко о том, что утром здесь разыгралась трагедия, похоже, не оправдывалось. Разве что забытые на верстаке перчатки наводили на тревожные мысли, но их владелец машины попросту мог забыть. Другое дело, шарф… Хороший, мохеровый, валявшийся на земле у переднего бампера. Странно, странно… В темноте Вашко наступил на него, пробираясь к выключателю, и теперь, осторожно взяв в руки, принялся рассматривать, бережно сдувая сор, песчинки, мелкие щепки. Вздохнув, так ничего и не поняв, он положил его на верстак поближе к перчаткам.

«Везет же людям», — подумал Вашко. Ему всегда хотелось иметь пушистый шарф, но на распродажи для сотрудников Управления он обычно не попадал — либо слишком поздно узнавал, либо был на выезде. — «Хорош!» — подумал он еще раз и задумчиво провел рукой по длинному ворсу.

Из-за ворот донеслись вкрадчивые шаги. Вашко отступил в угол и прижался спиной к холодным доскам. Щелкнув выключателем, он погасил лампу. Дверь осторожно отворилась — в темноте угадывался чей-то плотный силуэт. Вашко, не долго думая, сгреб незнакомца в охапку. Человек завозился в цепких объятиях и без видимого труда освободился, съездив Вашко локтем по визиономии.

— Что за шутки, Петрович? — с хрипотцой произнес Лапочкин. — Тебя узнать по следам, как обделать два пальца. Косолапишь сильно!

Вспыхнула лампа.

— Опаздываешь, — недовольно буркнул Вашко.

— Ну и жарища здесь! Батареи жарят на полную катушку.

— Что с банкой? Есть новости?

— То же самое. Мазь для поясницы, но удивительно сильной концентрации.

— Значит, квакнули глюкозиды?

— Угу, — произнес Лапочкин, примащивая куртку на торчащий меж кирпичей гвоздь. — Это типиус уже в сознании — просит свести к вам. Врач звонил… Я ему пообещал, что приедем, как освободимся.

— Состояние?

— Чего ему будет — здоров, как бык! Думаю, пойдет на признанку. Голову на отсечение — Тушков его дело! Вот только чем он его?

— Признанку? — Вашко последовал примеру Евгения и аккуратно примостил поверх его куртки потрепанное пальто. — Ну-ну… Приступим к осмотру?

— Заперта? Не проверяли?

— Нешто не отопрешь? — он подбросил поблескивающую резную пластинку с хитроумными гранями и прорезями.

Лапочкин энергично обошел машину, хлопнул ладонью по багажнику и долго глядел внутрь салона. На заднем сиденье по-прежнему валялась старая куртка. Ее поведение озадачивало оперативника — она жила какой-то самостоятельной жизнью: то один ее край, то другой рывками приподнимались и замирали.

— Что такое? — ошеломленно произнес Лапочкин. — Там что-то есть.

Вашко вдруг вспомнил о шлепке по крыше, полу и ему стало не по себе.

— Стой! — крикнул он Лапочкину. — Гляди, у двери поднята кнопка запора — машина открыта…

— Ничего не понимаю, — ошарашенно пробурчал Лапочкин. — Вы же говорили, что он блюдет ее как девственницу перед выданьем. — Он стоял как и раньше у багажника, разглядывая сквозь стекло куртку на заднем сиденье. — Вот это да! — завороженно произнес он, отшатываясь в панике от машины. — Красавица!

— Что? — встревожился Вашко — в голосе подчиненного ему чудилось что-то гипнотическое — столько было изумления и неги.

— Ой, экземпляр! Прямо, как в цирке…

Лапочкин согнувшись в поясе стоял у машины — его безудержно влекло вперед и тем не менее во всей его напряженной позе читалась опаска и осторожность.

Подскочив к нему, Вашко с силой отпихнул оперативника и тотчас остолбенел сам: ему очень захотелось сей же миг открыть дверь, опустить окно и глядеть, глядеть на отталкивающую в своей грациозной опасности подрагивающую красоту. За стеклом машины, мерно раскачивая небольшой головкой, с донельзя раздутым капюшоном застыла кобра. Неподвижный взгляд ее глаз был направлен, как казалось, непосредственно на Вашко. Сквозь окостенелые чешуйчатые челюсти сноровисто появлялся и исчезал тонкий язык.

Рука Евгения непроизвольно потянулась к двери…

— Еще чего! — грозно зарычал Вашко, наливаясь багровым румянцем. — Смотри под ноги… Здесь, кажется, была еще одна — маленькая, блестящая… Она свалилась в подвал. Быстро на улицу!