Через пропасть в два прыжка

— Не желаете перекинуться? — долговязый сухой мужчина в золоченых очках и бобровой шапке постучал костяшками пальцев по зажатой в руке шахматной доске. — Вы из новеньких, попробуем…

— Простите, я совсем не играю, — не желая его обидеть, как можно более тактично произнес Вашко. — Жаль, конечно.

— Хотите, я вас научу? — охотно предложил тот.

Вашко ничего не успел ответить — окружавшие доску старики захихикали:

— Кока он такой — и жить, и играть научит…

— Хорошо учить, когда сам ни бельмеса…

— Зачем вы так! — возразил им Вашко. — Вот возьму и сяду.

— Вот и сядь! — резко отозвался Бачко, обернувшись, чтобы посмотреть на недотепу, который решил учиться у самого что ни на есть не профессионала. — Это вы? — изумление и удивление на его лице смешались поровну. Он резко поднялся со скамьи… — Все, Михалыч, доиграли — твоя взяла.

— Как взяла? — крутил головой неожиданный счастливчик, которому маячил полный проигрыш. — Ты серьезно?

— Вполне!

— А денежки? Как?

— Какие тебе денежки! — грозно завращал глазами Бачко. — Совсем спятил! — он скорым движением сбросил фигуры с доски. — Хватить дурака валять — мне домой пора.

— Где бы мы могли побеседовать, Эль Петрович? Или может вас величать Эдуардом, как вы писали в анкете раньше?

Взгляд Бачко помрачнел.

— Чего вы хотите от буржуев-родителей. Действительно, называли как хотели. Если бы вы знали, каких трудов мне стоило в тридцать третьем переделать имя… Эль! Хорошо, правда?

— Но не менее буржуазно.

— Ерунда, — он горделиво, орлом посмотрел на собеседника. — Энгельс! Ленин! А? Здорово?

— А Маркс где?

— А нигде… Для него, считайте, места не хватило. Чего вы искали в моем послужном? Как вас вообще к нему допустили?

— Да как-то так… По долгу службы.

— И теперь вы по долгу службы здесь? Ладно, давайте ваши вопросы.

— На этот раз, надеюсь, отвечать будете честно?

— Постараюсь, — неопределенно заметил Бачко, потряхивая зажатой локтем шахматной доской.

Некоторое время они шли молча. Бачко то и дело поглядывал на идущего рядом Вашко и с трепетом ждал вопросов, но Иосиф Петрович отчего-то не спешил. Он шел и улыбался своим мыслям — ему отчего-то казалось, что он как никогда близок к цели. Беспричинное вранье никогда не бывает бесследным, не пропадает втуне. Вопрос только в том, на правильный ли путь оно толкает.

— Скажите, — наконец решился Вашко, — что вас связывает с Тушковым? Вернее, связывало, — поправился он.

— Дружили мы просто. Сейчас это редкий случай, а мы с ним, почитай сороковник отшлепали нога в ногу.

— В шахматы играли?

— Не только. Приходилось и водки выпить. Чего греха таить.

— Но в сорок восьмом он был в Москве, а вы гораздо дальше. Да и следователем не были.

— Ну и что? Какая разница — следователь или просто офицер НКВД? Скажу я, что командовал солдатами — таких было много, никто не оценит, а следователь — это фигура, вроде ферзя. Кто не уважает, хоть боится! Сила! А потом мы в то время все были немножко следователями. В одном вы ошибаетесь — в то время Тушкова в Москве не было.

— Как не было? А где же он был?

— Руководил какой-то строительной шарагой в Смоленске. Чего-то там восстанавливали, возводили… Хрен его знает — я не особенно влезал в эти дела.

— Не понимаю: вам-то откуда было знать это на Колыме?

— А тут все просто, — поморщился старик. — Колыма, Колыма… Привязались к ней, как не знаю к чему. Жил я тогда на Лесной, ходил в форме и все в округе меня знали, загодя увидев, здоровались, а у кого совесть не чиста, обходили стороной. Ну, и он с женой жил этажом выше — как-то водичка протекла, вот и познакомились. А в сорок восьмом у меня как раз отпуск подоспел — приехал я на побывку, а жена его сразу же ко мне: «Выручай, Петрович! Мой-то на Смоленщине чего-то там натворил…» Красавица баба, ничего не скажу! Смак! Как такой отказать. Взял билет — и туда… Встретили меня, как положено, у нас в органах завсегда встречать умели, не знаю, как ныне. Побеседовал с кем надо — познакомили с делом. Чистая, я вас скажу, уголовка! Они там сколько-то ящиков с гвоздями толканули налево. Строиться все хотели — земля-то выжженная. Вот он и того… Может, из корысти, а скорее из жалости. Политики там никакой и в помине. Ну, короче, обстряпал я дней за пять это дело — выцарапал его и приволок сюда! Правда, предупредил: сиди тише воды, ниже травы — никуда на должности не суйся, неровен час выплывет это дело, уж придется отдуваться за все сразу и меня под монастырь подведешь!

— И он всю жизнь старательно соблюдал уговор?

— Ага, даже к империалистам не ездил.

— И к социалистам тоже, — добавил с улыбкой Вашко.

— А разъехались мы где-то в шестьдесят втором, наверно… Когда всю Москву разгоняли по Черемушкам, мы подсуетились — быстро обменчики устроили, ну и остались в центре.

— Зачем вам придумалась история с политикой? Бутырка! Допросы!

— Так это просто… Нонче как? Если по пят ьдесят восьмой сидел — считай герой. Кто ж думал, что вы проверять полезете.

— Мог он бояться этой истории?

— Факт! Боялся… Но во мне он уверен был на все сто! Могила! Подумайте, какой резон, сам выволок его оттуда.

— Но кто-то мог ему и помочь?