Через пропасть в два прыжка

Третий час он ходил по улицам, завязывал шнурки на ботинках, поглядывал в витрины магазинов, резко разворачивался за углами домов и шел обратным путем. Если бы кто-нибудь посмотрел на его поведение, наверняка бы решил, что человек спятил. Он специально старался быть на виду, звучно сморкался, шел, не прикрываясь зонтом, отчего насморк приобретал все более ярко выраженный вид.

На сыскном жаргоне поведение Вашко называлось «искать хвост». И у него на это были причины. Его таинственный корреспондент довольно быстро среагировал на газетный лист на окне и позвонил. Голос его Вашко не узнал. Не слишком старый, чересчур деловой… Акцент? Вообще-то Вашко почудился какой-то особый говорок, но какой?.. А может, просто почудилось? Видимо, так.

— Вы решились на это дело? — еще раз поинтересовался незнакомец.

— Я не беру свои слова назад… — пророкотал Вашко в трубку.

— Так я и думал… — произнес незнакомец и долго молчал. — Вы знаете, где разгружают закордонные машины? — снова поинтересовался неизвестный.

— Конечно. Об этом вся Москва знает.

— Да-да, конечно… Так вот знайте: те, о ком я вам говорю, если не произойдет ничего непредвиденного, послезавтра заберут очень много продуктов. Уже на следующий день они появятся по коммерческим ценам в доброй половине ларьков.

— Нам надо встретиться! — предложил Вашко.

— Это исключено… За мной постоянный досмотр. В нашем деле все друг друга подозревают… А я не хочу рисковать своим бизнесом. Я слишком многое поставил на карту…

— Отмываете деньги? — пошел в атаку Вашко.

— И не собираюсь этого скрывать. Но теперь у меня все честно. Или почти все… И старушек, уважаемый Иосиф Петрович, я не обираю…

— Ишь как вы заговорили! То «мент поганый», то «уважаемый»…

— Мне не за что любить вашего брата. Теперь же, когда вас убрали, вы слабее меня. А слабых я никогда не обижал…

— Враки, — сказал, словно отрезал, Вашко. — На этом построена вся ваша воровская система.

— А если я не вор? — спросил незнакомец.

И тут Вашко вспомнил этого человека, но незнакомец поспешил прервать разговор, бросив напоследок: «Запомните, это слишком серьезно!»

Он вспомнил обладателя этого голоса, вспомнил его жесткую щеточку усов над верхней губой, крупный нос, пристальный взгляд, но совершенно не мог вспомнить ни имени, ни фамилии. Правда, теперь это будет не так трудно сделать. И он, этот «незнакомец», не врал — он не был вором, он был крупным дельцом, ворочавшим сотнями тысяч, имевшим добрый десяток маленьких фабрик. И тем не менее его деньги участвовали в преступлениях. Из-за них гибли люди. Хотя сам он не обагрил руки ни каплей крови…

Это была его самая любимая станция метро. В детстве, задрав голову, Вашко подолгу глазел на мозаичные плафоны с летчиками, самолетами и цветущими ветвями яблонь. «Маяковка»! Но сентиментальности сегодня не было места в его душе. Сегодня он не обращал внимания на эти панно. Его куда больше интересовали люди, особенно шедшие с ним в одном направлении. Близко ли, далеко — не играет никакой роли. Главное, в одну сторону. Или стоящие на месте…

Но, судя по всему, «хвоста» не было. Зря стращал «теневик-хозяйственник». Выйдя на улицу, Вашко не раздумывая направился к троллейбусной остановке. Минут двадцать ехал, зажатый со всех сторон пассажирами, и вышел у Белорусского вокзала. Подъезд зеленоватого дома с вычурными башенками на крыше провонял кошками и нечистотами. Приезжие из дальних мест не сразу осознавали свой промах: поспешив в город и забыв про услуги, оказываемые вокзалом, они уже через несколько минут начинали глазами искать привычные сельскому глазу дощатые будочки туалетов и, не находя их, справляли нужду в подъездах.

Дверь, в которую постучал Вашко, была оклеена вырезками с названиями газет и журналов: «Крокодил», «Правда», «Труд». У кнопки едва угадывалась потускневшая от времени табличка: «1 звонок», «2 звонка», «3 звонка»… Вашко дважды нажал на кнопку. За дверью царила долгая тишина. Потом послышались старческие шаркающие шаги, и дверь приоткрылась ровно на ширину цепочки.

— Вы к кому? — светлые безумные глаза из-под растрепанных седых косм страшновато взирали на Вашко.

— Рахиль Львовна? — узнавая и одновременно пугаясь этого узнавания, спросил Вашко.

— Если вы спрашиваете Цейтлину, то, наверное, знаете, что нажимая на кнопку звонка два раза, вы попадаете именно к ней… — скрипящим голосом с назидательными интонациями сказала старуха. — Кто вы такой?

— Я Вашко. Иосиф Петрович Вашко. Ваш хороший знакомый…

— Вашко? — острые глазки буравили сквозь щель. — Как же, как же, вы из домоуправления!

— Из милиции, Рахиль Львовна. Я товарищ вашего покойного мужа. Мы работали вместе с Михаилом Яковлевичем. Вы же меня должны помнить…

Должна, — охотно согласилась женщина, — но я не помню… И Миша умер… Давно! Это произошло на пасху семь лет назад.

— Правильно, семь лет назад… — подтвердил Вашко. — Меня зовут Иосиф…

— Иосиф? — в глазах женщины промелькнул какой-то интерес. — Вы еврей? Иосиф хорошее имя… — дверь раскрылась. — Если вашу маму звали Юдифь, я полюблю вас еще больше…