Через пропасть в два прыжка

Из глубины коридора глухо донесся шум поднимавшегося лифта. Он остановился на другом этаже. Вашко заглянул в дверной глазок. И снова наступила тишина.

«Где же он? — снова задался Иосиф прежним вопросом. — Чего тянет? Нет, я не ошибся — сегодня именно шестой день…»

Он подошел к холодильнику и достал из него пакет с хлебом и луковицу. Порезав и то и другое, он присыпал столь своеобразный бутерброд крупной солью.

«Ну пробился бы к генералу… А дальше что? Что бы услышал в ответ? Сакраментальное: «Я тебе говорил, Иосиф, что надо останавливаться вовремя. Нужно владеть политесом, а не только уголовным кодексом. Чего дали твои победы? Доказал, что дипломат — преступник! Урвал признание? Упек на неделю в следственный изолятор. А дальше что? Что, спрашивается, дальше? Доказал убийство? А адвокат все свел к случайно сложившимся обстоятельствам. Расклад просто такой, и никакого умысла… И опять фрак, крахмальная рубашка, и подальше от глаз — то ли Буркина Фасо, то ли Шри Ланка. Это же — номенклатура, дурья твоя башка! У них свой мир, не чета вашему: политика — политикам, бандитов — сыщикам… И ничего ты не изменишь…»

Вашко словно очнулся от забытья. Зачем-то протянул руку и взял со стола листок желтоватой бумаги, лежавший под пепельницей. Несколько строчек текста он выучил почти наизусть.

«Привет, лягавый! — почерк был неровным, а острие карандаша то и дело надрывало бумагу — видимо, писавшему было неудобно, и он спешил, используя в качестве подкладки какой-то случайный предмет, может, книгу, может, кусок фанеры. — Ты меня скорее всего не помнишь, да и не к чему тебе это. Мало ль у тебя «крестников» по всему свету! Кому изломал жизнь, кого подвел под «вышак», а кого, как меня, одарил приличным сроком. Все еще не могу понять, за что тебя величали «порядочным». Не заставлял хлебать крошево из собственных зубов? Не бил в промежность копытом? Это действительно так. Я бы назвал тебя рыжим — не за усы, не за шевелюру. Ты же хитрый, как бабушкин воротник в молодости, когда он жил в норе. Именно поэтому я не скажу тебе, лягаш, на чем ты меня брал и когда. Почерк мой тебе тоже ничего не расскажет — я не был таким дураком, чтобы собственноручно подписывать протоколы. Зачем я тебе пишу? Не знаю… В общем так — тебя вышибли из ментовки. Ты без пушки и ксивы. Но принципы твои известны. Значит, не сдашься. А дело такое… Эти фраеры, что из-за бугра волокут сюда жратву. Тушенку там всякую, прочую гуманитарную чепуху. Но, как ты сам понимаешь, до стариков она не доходит, да и не дойдет никогда. Воровство на Руси раньше бизнеса начиналось. Заключаем договор: я тебе покажу одну ниточку хищения, а ты уничтожишь моего конкурента… Это когда-то я был не в ладах с законом, а теперь с законом все в порядке, так бывшие подельники ходу не дают. Если не сдрейфил и принимаешь условия — прикрепи лист газеты к оконному стеклу. Я увижу это и найду тебя. Сам меня не ищи — бесполезно.

Закономерен твой вопрос: «А нет ли у тебя потаенной мысли?» Отвечаю: «Есть! Хочу честно «сбацать» свои миллионы. И чтобы ни одна падла не мешала».

Гонорар за мной. Не обижу… Так-то, мент! До встречи».

Вашко сидел, перекидывая пальцем спичечный коробок по столу, и мысленно перебирал тех людей, которые за долгую жизнь проходили через его судьбу, с кем приходилось сталкиваться случайно или по долгу службы, и не мог подобрать одного-единственного, кто мог бы направить ему это послание.

«И ведь главное — все знает про меня. Даже то, что с понедельника я без оружия…» — подумал Вашко и снова подошел к окну.

ГЛАВА 4. МИНИСТЕРСТВО БЕЗОПАСНОСТИ (БЫВШИЙ КГБ). ЛУБЯНКА

Министр департамента, который совсем недавно назывался КГБ, гордился не только огромным кабинетом, но и новенькой генерал-лейтенантской формой. И хотя никто из его предшественников на этом посту не любил и не носил формы, Баранников не мог преодолеть восхищения перед блеском и шитьем погон. Ему, каких-то пятнадцать лет назад простому участковому милиционеру, обслуживавшему десяток домов с дебоширами и пьяницами, наконец-то достался пост, на котором дают такую красивую форму.

И все же ему повезло — не довелись в те мятежные августовские дни оказаться рядом с Ельциным, не совершил бы он тогда головокружительной карьеры: за полгода — три звания, причем два из них генеральские.

Правда, на Лубянке далеко не все с восторгом восприняли его появление здесь. Подумать только, какой-то ничтожный прапорщик-вахтер, пока решался вопрос на уровне президента России, решил не пускать его через проходную. Ну ничего, прапорщика того уж там нет, а сопротивление внутри самого КГБ… черт, совсем забыл — МБ… он как-нибудь да сломит. Кто не захочет подчиниться — пойдет на пенсию, а кто не дотянул — пусть открывают частные сыскные бюро или идут в кооперативы. Скатертью дорожка!