Через пропасть в два прыжка

За окном тускло разваливался дождливый сумрак. Нельзя было точно определить время суток — вечер ли наступил, или просто утро не вступило полностью в свои права. Часы пробили четверть какого-то. Звон спрятанного внутри механизма колокольчика увяз во влажной тишине.

— …Сорок пять, сорок шесть, сорок семь… — коробок, влекомый пальцем Вашко, дошел до края и упал на пол — сухой щелчок отчего-то кольнул уши.

Приблизившись к окну, Вашко чуть-чугь отодвинул плотную штору и долгим взглядом посмотрел на противоположную сторону улицы. Зонтики, плащи, асфальт все черно, без глянцевитого блеска и дождевой лакировки. Старый большой дом, что напротив, вызывающе глазел черными провалами потухших окон. Ни одной люстры, ни одной настольной лампы.

«Неужто перегорели все лампы сразу? — подумал Вашко. — Хотя чем черт не шутит… В магазинах нет уже какой месяц. А у спекулянтов, что выросли вдоль тротуаров, словно грибы по осенней слякоти, цены такие, что еще год назад можно было вместо одной лампы купить всю заводскую линию по их производству…»

Взгляд медленно переместился на прикрепленную к стеклу газету — это был позавчерашний выпуск «Известий». В солнечную погоду газета через несколько часов пожелтела бы и съежилась, а сейчас, казалось, набухла и чуть ли не покрылась плесенью. Вашко поочередно прижал прикрепленные по углам кусочки пластыря — все было в порядке: газетный лист и не думал отклеиваться от стекла.

«Чего он тянет? — размышлял Вашко. — Который сегодня день? Пятый? Шестой?…» В понедельник объявили приказ о присвоении «полковника». Торжественно вручили папаху и новенькие погоны. Отчего-то на лицах сослуживцев и подчиненных не было и тени улыбки, многие старались отвести глаза. Ну да, сказал, что думал… Назвал министра мудаком. Сказал, что и участковым он был таким же умным, как его задница. А еще усомнился в целесообразности слияния КГБ и МВД. Поведал, понимаешь, — будто они сами этого не знали, — что одни, мол, ловят бандитов и насильников, а что ловят другие — ему не интересно, но он точно знает, что ловят они что-то совершенно иное, и это «иное» ему, Вашко, совсем без надобности. Конечно, он понимает, что от слияния служб десяток генералов получит повышение, прибавки к жалованиям, номенклатурные дачи и так далее. Но ему, то есть Вашко, до этого как до лампочки, как до суверенной Украины, и дерьмовые демократы, как, впрочем, и дерьмовые коммунисты, думали о чем угодно, но только не о том, как бороться с грабителями…

Легко, что и говорить, избавились от него. Он еще пытался добиться приема у генерала — не принял. Обычно милая мордашка секретарши скукожилась и стала походить на полувыжатый лимон: «На совещании. Потом в «Белый дом». Сказал, что сегодня не будет…»

По привычке зашел в отдел, хотя не знал, о чем будет говорить с ребятами. Они старались избегать не только разговоров, но даже взглядов — все время отводили глаза. Родной кабинет со старомодным столом, любимым изрядно вытертым креслом и ворохом бумаг на подоконнике показался чужим и неуютным.

Неожиданного во всем этом было мало. Вечером домой заглянул один Женька. Его, Вашко, находка, его отдушина — сам нашел, перевел в отдел, выпестовал. Майорский китель сидел на нем безобразно. Сразу видно: уголовный розыск ходит в штатском. И вообще, для чего он напялил его именно в этот вечер? Что хотел сказать? Водка, которую он припер в кармане, показалась теплой и горчила сверх меры. Разговор не клеился — рассуждать о погоде не хотелось, а любая другая тема неминуемо приводила к службе, к которой Иосиф Вашко с самого утра не имел никакого отношения.

— Сорок восемь, сорок девять… — Коробок, поднятый с пола, снова начал кувыркаться по зелени сукна.

«И это тот самый Женька? — задался вопросом Вашко. — Мой Лапочкин, который говорил «дожить» вместо «класть» с жутким рязанским прононсом… Тот, который через каких-нибудь два месяца после начала службы бесцеремонно оттолкнул шефа в сторону и, гнусно раскачиваясь из стороны в сторону, виляя задом, медленно пошел на беглого зека, вооруженного неизвестно чем, — в сводках об этом не было ни слова — и взял его… Взял, вывернув за спину руку с пистолетом… И Женька тоже! — К горлу подкатил горький ком, веки предательски часто заморгали, но остались, как прежде, сухими. Хоть бы вякнули чего на прощание напутственное: «Сто лет жить и двести ползать! С пенсией, старик, обращайся поэкономней — лучше в десятый раз жениться, чем все спускать в аптеках…»

Часы отбили еще четверь часа. Вашко даже не посмотрел на них — какой смысл, в этих сумерках даже не видно циферблата.

Пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три…

«Куда они дели мой пистолет? Видавший виды «ма-кар»… С немного стершимся воронением на стволе, белесой мушкой, крохотным сколом пластика на рукояти… Молодые, конечно, от него откажутся. Нет бы проверить бой — девять выстрелов в «десятку» и еще один… тоже в «десятку». Человека на свалку, оружие в переплавку!