Через пропасть в два прыжка

— По русскому ты всегда отставал от меня… Сколько раз тебе говорить — не «перечник», а «перечница»! Да и откуда бы тебе знать — у меня за плечами почти семь лет московского университета, а ты стажировался лишь наскоками…

Полковник с удивлением воззрился на своих собеседников, без умолку болтавших на чужом языке, — он, естественно, не понимал ни слова.

— Ладно, хрен с вами, — частично по-английски, частично по-русски произнес Эпстайн. — Коль приехали — проходите… Что хотите: кофе, джин, виски? А может, русской водки?

— А она у тебя есть? — Маккей, пригнув голову, пробирался внутрь дома.

— Ну и темень, — пробормотал полковник. — Черт, что у тебя здесь понаставлено? Ну вот, какая-то палка свалилась…

— Это грабли… — пояснил Эпстайн. — Как положено стоят — зубьями наружу… Со второго раза обычно привыкаешь!

И щелкнув выключателем, расположенным в одному ему известном месте, Стив зажег свет.

Все помещение представляло собой одну большую комнату, впрочем довольно просторную. У окна стоял огромных размеров стол, на котором среди вороха бумаг нездешним чудом выпирал компьютер. Повсюду — тут и там — лежали дискеты. Стив, едва вошел в помещение, первым делом собрал их со стола и бережно убрал в ящик. Вскоре туда же отправились и страницы рукописи.

— Научные расчеты? — поинтересовался полковник и огляделся: все в комнате казалось ему странным и непривычным — ни тебе телевизора, ни телефона, ни удобных кухонных комбайнов. Даже тот факт, что в углу пылесос мог соседствовать с лопатой, смешил и удивлял одновременно. Распахнув дверцу холодильника, Стив извлек несколько упаковок мяса, расфасованных в пластиковые коробочки, вывернул содержимое на тарелки и тотчас рассовал по полкам микроволновой печи. Вскоре на столе, при полном молчании, появились три высоких стакана и запотевшая бутылка «Смрнофф».

— Итак, — сказал Стив, продолжая хмуриться, — готов слушать… Что привело вас ко мне?

ГЛАВА 2. ШТАБ-КВАРТИРА ЦРУ

Стив шел по коридору предпоследнего этажа штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. Он миновал уже трех охранников, пристально сличавших фотографию на пластиковом пропуске с его заметно посмуглевшей физиономией, и ни один из них не попросил открыть дипломат, который он нес с собой. Хотя, если бы они попросили его открыть, не нашли бы ничего предосудительного. Несколько рубашек, галстуки, носовые платки и… соломенная ковбойская шляпа. Зачем он ее положил в кейс, Стив не знал сам. Случилось это почти произвольно — побродив по комнате, в которой витал еще запах выкуренных ночью сигарет, он заметил отцовскую шляпу и машинально, еще не зная, зачем она ему понадобилась, протянул к ней руку, взял, подержал на весу и положил поверх содержимого чемоданчика. Щелкнули замки портфеля, повернулся ключ в замочной скважине входной двери, и — прости-прощай… На день, на месяц, на год… Этого Стив не знал, как, впрочем, не знали и его вчерашние гости.

Сегодня на нем был строгий костюм. Его голубые с прозеленью глаза не выражали тревоги, а напротив, скорее, любопытство. Чуть выгоревшие на солнце волосы непослушно топорщились на затылке. Университетское кольцо — не московское, там их не давали, а академии в Вест-Пойнте — непривычно сжимало палец. Тот, кто видел Стива впервые, мог подумать, что он пребывает в глубокой задумчивости. Может быть, это так и было на самом деле, однако Стива вовсе не волновало мнение о нем абсолютно всех людей, а только тех, кого он сам знал и чье мнение могло представлять для него интерес. Жизнь не казалась ему ни простой, ни сложной. Он воспринимал ее с позиций собственной философии, каковая, впрочем, могла иметь аналоги с понятиями совсем других людей, как ныне живущих, так и в далеком прошлом. Его жизнь составлял раньше отец, он сам и работа. Та работа, которая время от времени испытывала его интеллект, проверяла изредка крепость мышц, силу духа. Финансовое положение Стива позволяло следовать ему по избранному пути. А путь этот он выбрал давно, и лежал он через ЦРУ. И под девизом «конторы», на котором значилось «Правда делает свободным», он подписался в юности и мог бы подписаться и ныне. Что же касается душевного срыва, случившегося с ним после «Бури в пустыне», когда он, оказалось, долгое время не знал о внезапной смерти отца, а вернувшись в Штаты и узнав, что это произошло, как может произойти со всяким, застал лишь оранжево-песчаный холм на кладбище, присыпанный высохшими цветами, то его он хоть и с трудом, но все же преодолел. По крайней мере, теперь ему так казалось.

Кол Маккей ждал его в своем кабинете. Завидев входящего Эпстайна, он спешно встал из-за стола.

— Привет, Стив!

Эпстайн примостил дипломат у кресла и сел.

— Теперь давай без обиняков — что произошло в нашем ведомстве? Чувствую, что ты рассказал мне далеко не все. И вообще, зачем ты брал ко мне этого полковника?..