Через пропасть в два прыжка

Центр города начинался от железнодорожного вокзала. Красивого, с колоннадой, открытыми верандами, обрамленного красно-белыми цветущими олеандрами. Но еще более пестрой казалась сама площадь, забитая народом. В руках у людей всеми цветами радуги полоскались лозунги и транспаранты, портреты интересного мужчины с седыми волосами, колючими глазами и жесткой щеточкой усов над верхней губой. Изредка, для поддержания накала страстей, раздавались гулкие хлопки автоматных очередей. Стреляли, похоже, в воздух — в небе можно было разглядеть летавшие светлячки трассирующих пуль. Автоматы, и это удивляло, были не у милиционеров или военных, а у молодых парней в черных рубашках.

«Звиади!», «Звиади!» — скандировала толпа.

Разом проснувшийся Стив высунул голову из-за голубой занавесочки и уставился вперед. Вашко, зарулив на обочину, заглушил мотор.

— Доброе утро, господа, — рявкнул Вашко. — Начинается настоящая Грузия.

А толпа, выкрикивая имя любимого лидера, время от времени столь же громко, но с нотками угрозы в тысячеголосой глотке, кричала: «Шеварднадзе! Шеварднадзе!»

— Что они кричат. Иосиф? Ты есть переводить?

Не Копенгаген. — машинально произнес Вашко привычный для русского уха оборот, но, спохватившись, что его и вовсе не поймут, поправился: — Не компетентен. Это по-грузински, а может, и по-абхазски… Но ясно одно: требуют возвращения Гамсахурдии — это он «Звиади» и отставки Шеварднадзе — этого вы должны знать.

— О, да! — довольно воскликнул Курт. — Бывший министр иностранных дел. Он у нас есть раньше часто бывать! Бонн, Берлин… Гут ман! Хороший человек!

— Для тебя хороший, а для них не очень. Видишь, чего творится. С самого января началось… Чувствую, мужики, — он обернулся в сторону пытливо вглядывавшегося в происходившее за окном Стива, — нахлебаемся мы с этой Грузией горя. И чего, спрашивается, нас сюда занесло?..

Но ответить его спутники либо не могли, либо не захотели.

Несколько вооруженных молодых людей, завидев «мерседес» с красными крестами на боках, приблизились к машине и начали, поглядывая на них, что-то обсуждать.

— Ребята, — предупредил Вашко, — по-русски ни слова… Может, и пронесет.

— Кого я вижу! — вдруг произнес Стив и, вывалившись из гамака прямо на плечи Курта, соскользнул вбок и торопливо начал натягивать брюки. — Минутку, Курт… Прости… Дай выйти!

— Что? Что произошло? — испугался Курт, открывая дверь и вставая на подножку.

— Дверь, дверь закройте! — завопил Вашко по-русски, совершенно забыв о своем недавнем предупреждении.

А Стив, сорвавшись с места, уже пулей бежал вперед, не обращая никакого внимания на митингующих, рыбкой проскальзывая между людей с плакатами и транспарантами.

— Ты есть чего-нибудь понимайт? — всполошился Курт.

— Кажется, не в сортир, — заметил Вашко, — а нам сейчас придется лезть за туалетной бумагой…

Трое или четверо с автоматами в руках взобрались на подножку и постучали в стекло.

— Открой! Открой, кому говорю! — резкие требовательные голоса с сильным гортанным акцентом не оставляли ни малейшей возможности для неподчинения.

Вашко приспустил стекло кабины.

— Что вэзем? Тушенка? Консервы? Вино?

Курт, своевременно вспомнив о предупреждении Вашко, разразился длинной тирадой по-немецки, отчаянно жестикулируя в сторону митингующей толпы. Вашко набычился и молчал, недоброжелательно поглядывая в сторону боевиков.

— Каму вэзешь? — спросил мужчина с иссиня-черной щетиной на лице.

Курт издал короткое восклицание, понятное, наверное, лишь обитателю гамбургской подворотни.

— Пэрэводчик? — ткнул рукой в живот Вашко молодчик и угрожающе повел стволом автомата.

— Нейн! — рявкнул Вашко, выдав при этом практически весь свой словарный запас, вынесенный из школьной программы. — Хенде хох!

— Они не понимают! — переглянулись охранники. — Нужен пэрэводчик, — И они перешли на свой язык.

Вашко пощупал карман брюк, где лежал заветный револьвер, и тоскливо улыбнулся: «Что эта игрушка против оружия, которым воюет весь мир…»

Группа мужчин разделилась — двое пошли назад в толпу, а двое остались на подножке машины. Вашко и Курт смотрели не на них, а на Стива, пробравшегося к тому краю, где начинались деревья и газон, там он довольно мирно толковал с каким-то вислоусым мужчиной в пронзительно-желтой куртке, на спине и груди которой аршинными буквами значилось «Кодак».

Про разговор с такого расстояния ничего сказать было нельзя: ни мирный, но и не напряженный, не дружественный, но и без раздражения… Стив время от времени поворачивался к незнакомцу боком, поглядывая на сцену, разворачивавшуюся у машины, и было видно — он заметно нервничает. Видимо, ему удалось уговорить того, что был в желтой куртке, и они медленно начали пробиваться сквозь толпу к «мерседесу». Но их было уже не двое, а трое. Третьим в компании оказался молодой человек, явно из местных, интеллигентной наружности и при галстуке…

— Вот, Гоги, она знает немэцкий, — втолкнули двое уходивших на подножку машины девушку в черном платке. — Давай, Нана, переводи… Кто они и откуда? Что везут? Куда?