Через пропасть в два прыжка

Хлопнула дверь, послышались шаги.

— Разрешите? — вошли трое.

Генерал резко повысил голос и, срывая дыхание, крикнул в сторону журналиста, онемевшего от неожиданности:

— И не думайте, что я подпишу такую галиматью! Это поклеп на нашу действительность. Вы ни черта не понимаете в милицейских проблемах, а лезете в них… — ошарашенный от столь быстрой перемены, Сергей смотрел то на Кнышева, то на Пеструкова с заместителями. Как ошпаренный он выскочил в коридор и только у выхода на улицу понял, что забыл одеться.

Из Прикумска в Москву он вылетел так стремительно, что собиравшийся проводить его Капкин даже не знал, что журналиста давно уже нет в министерском кабинете. А генерал еще битых два часа ругал уехавшего журналиста, выслушивал от полковника и двух его заместителей соображения, как свести на нет эффект его поездки — и со всем соглашался, зная, что ничего из предложенного делать не станет.

12. ПОСЛЕДНИЙ СВИДЕТЕЛЬ

В огромной сплошь уставленной кульманами, комнате приторно пахло женскими духами, кофе, клеем и бумагой. Здесь было тихо и уютно: рабочий день закончился, сотрудники разошлись. Взгромоздившись на тумбочку, Вашко смотрел, как Жанна ловко орудовала карандашом и линейкой: большой круглый противовес кульмана то и дело сновал вверх и вниз. Жанна время от времени отрывалась от чертежа и поглядывала на посетителя. Она смотрела, как он перебирал разложенные на тумбочке карандаши, резинки, линейки и, выбрав себе колючий циркуль, вертел его в пальцах, будто видел впервые в жизни.

— Я не совсем понимаю ваши вопросы? Почему вы не хотите спросить у Сергея? Он дольше меня общался с Олонцо-вым, жил у него, а я… — она оторвалась от листа ватмана и, словно припоминая, посмотрела в сторону окна. — Я там ночевала всего одну ночь.

Иосиф Петрович перевел взгляд с циркуля на лицо женщины:

— Почему вы думаете, что я не говорил? Говорил.

— Ну, и что он вам ответил?

— А ничего, — Вашко отложил в сторону циркуль и взял толстый карандаш. — Представьте себе… Можете еще спросить — почему ничего не сказал Кирилов? — Жанна быстро окинула оперативника взглядом с ног до головы. — И он ничего не знает. Вам еще перечислить тех, кто ничего не знает, или не надо?

— Отчего не надо? Говорите…

— Зря вы со мной так, — снисходительно пробурчал Вашко, — я ничего плохого не сделал никому из вас. Или вы думаете, что мы все такие, как те, что в Аршальске.

— Примерно так, — ее рука дрогнула и карандаш в руке сломался, оставив на листе некрасивую черную линию. — Но раз уж пришли, спрашивайте.

— Хорошо, но правду или ничего. Договорились? — Она кивнула. — Где фотографии? — И потому, как побледнела женщина, понял, что попал в цель — она что-то знала… — Почему же вы молчите?

— Вы же сами сказали, что лучше ничего…

— Ну хорошо, хотя бы сколько их, можете сказать?

— Не считала.

— Умница! — Вашко, словно выиграв битву, рассмеялся от всей души. — Еще вопрос — они спрятаны в Аршальске?

— Нет!

— В Москве?

— Нет.

— Не понимаю… Можете не говорить, куда спрятали, но скажите: они не попадут в чужие руки?

— Чужие это какие? Кирилова? Сергея? Или имеются в виду еще кто-то…

— Ты меня правильно поняла, дочка. Именно кто-то еще… — неожиданно посуровел Вашко и сразу же перестал качать ногой. — Очень плохо, если это случится.

— Не думаю, — беззаботно ответила Жанна, вернувшаяся вновь к чертежу.

Вашко тяжело встал с подоконника, отряхнул скорее по привычке, чем по необходимости от несуществующих соринок брюки, и с грустью посмотрел на женщину.

— Можете больше ничего не говорить, дело ваше. Но это хуже не для меня. — Он попрощался.

Пройдя несколько шагов от крыльца института, Вашко оглянулся и зашел в телефонную будку.

— Леон, здравствуй!

Голос приятеля звучал глухо и простуженно.

— А, это ты, Йоса! Что-нибудь новенькое?

— Ты не заболел? Насморк?

— Ерунда… Сенная лихорадка — аллергию, понимаешь, подцепил. У меня всегда так, когда зацветает полынь. Ничего эту заразу, черт бы ее побрал, не берет… Что нового?

— Кажется, Леон, я вышел на них…

— Фотографии?

— О них и речь.

— Все семь!

— Точно!

— Где они?

— Сам бы дорого дал, чтобы узнать…

— Не понимаю. Ты нашел их или нет?

— Как будто… Мы совсем упустили из виду эту взбалмошную девчонку. Но она темнила порядочная — то, что они у нее были, говорит, а где лежат — нет…

— Не узнаю тебя. Какой срок дал тебе Милорадов?

— Осталось три дня.

— Я отпускаю два! Понял? Кровь из носу, а они должны быть у меня не позднее завтрашнего вечера. Усек?

— Точно так, Леон. Погоди, — он немного присел в телефонной будке и принялся смотреть на крыльцо института сквозь мутное стекло двери. — Знаешь, ситуация меняется слишком быстро — может, еще и успею.

— Что там у тебя?

— Девочка появилась на горизонте. Вышла из института и куда-то торопится…

— Давай, милый, давай…