Через пустыню

— И мы тоже намерены задержаться до следующего восхода солнца. Здесь достаточно воды и для нас, и для наших лошадей. Можем ли мы остаться возле вас?

— Пустыня принадлежит всем. Мархаба [28], ты будешь желанен нам!

Хотя они и говорили хорошие слова, выражение их лиц явно выдавало, что им гораздо приятнее стал бы наш отъезд. Но мы пустили своих лошадей вниз по склону, к воде, где сразу же бесцеремонно заняли лучшее место.

Физиономии их, которые я теперь смог внимательно рассмотреть, не вызывали ни малейшего доверия. Старший, тот, что до сих пор вел разговор, был высоким и сухопарым. Бурнус висел на его теле, как на чучеле. Из-под грязноголубого тюрбана неприветливо сверкали колючие глазки; над узкими, бледными губами жалко торчали редкие усы; нос — да! — этот нос живо напомнил мне грифов, которых я недавно прогонял от трупа убитого. Это был не орлиный и не ястребиный нос — у него была форма именно клюва грифа.

Другой был молодым человеком поразительной красоты, но жизненные заботы затуманили его взор, избороздили ранними морщинами лоб и щеки. Он также не внушал особого доверия.

Старший говорил по-арабски с тем акцентом, который услышишь лишь на Евфрате, а младший явно был европейцем. Их плохонькие лошади, при последнем издыхании от гонки по пустыне, стояли поблизости; одежда на незнакомцах была потрепанной, но оружие было отличным. Там, где сидели мужчины, находились различные вещи, обычно редкие в пустыне. Вещи эти, видимо, остались лежать, потому что у незнакомцев не нашлось времени спрятать их: шелковый носовой платок, золотые часы с цепочкой, компас, дорогой револьвер и сафьяновая записная книжка.

Я сделал вид, будто не заметил этих вещей: вынул из седельной сумки пригоршню фиников и стал жевать с равнодушным выражением на лице.

— Что вам нужно в Седдаде? — спросил меня высокий.

— Ничего. Мы едем дальше.

— Куда?

— Через Шотт-Джерид в Фитнасу и Кбилли.

Беглый взгляд, брошенный высоким на его спутника, дал мне понять, что они тоже выбрали этот путь. Потом высокий продолжил свои расспросы:

— У тебя есть дела в Фитнасе или Кбилли?

— Да.

— Ты хочешь продавать там свои стада?

— Нет.

— Своих рабов?

— Да нет же.

— Тогда, может быть, товары, которые тебе привезут из Судана?

— Опять нет.

— Что же тогда?

— Ничего. Сыны моего племени не ведут никакой торговли с Фитнасой.

— Может быть, ты хочешь там купить жену?

Я деланно разозлился.

— Разве это не оскорбление — говорить с мужчиной о его жене? Или ты гяур, еще не узнавший об этом?

Высокий по-настоящему испугался, и именно поэтому я предположил, что попал в точку. Он не был бедуином! Такие лица неоднократно встречались мне у людей армянского происхождения. Не убийца ли это купца из Блиды, тот самый армянский торговец, приказ об аресте которого я носил в кармане? У меня еще не было времени внимательно прочитать этот приказ. Пока эти мысли молниеносно проносились у меня в голове, взгляд мой еще раз упал на револьвер. На его рукоятке виднелась серебряная пластинка, на которой было выгравировано имя.

— Позвольте!

Я взял револьвер и прочел: «Поль Галэнгре, Марсель». Конечно, это было имя владельца. Я не выдал своего интереса ни малейшим изменением в лице, лишь мимоходом спросил:

— Занятная вещичка!

— Это… это… это автоматический револьвер.

— Ты можешь показать, как из него стреляют?

Он принялся мне объяснять. Я очень внимательно выслушал его, а потом сказал:

— Никакой ты не уэлад-хамалек, ты гяур.

— Почему ты так решил?

— Будь ты сыном поклонников Пророка, ты бы убил меня за одно то, что я назвал тебя гяуром. Только у неверных есть автоматические револьверы. Как могло бы попасть такое оружие в руки какого-то уэлад-хамалека! Это подарок?

— Нет.

— Так ты его купил?

— Нет.

— Стало быть, добыча?

— Да.

— У кого ты взял револьвер?

— У одного француза.

— С которым ты сразился?

— Да.

— Где?

— На поле битвы.

— На каком?

— Под Эль-Герарой.

— Ты лжешь!

Только теперь у него лопнуло терпение. Он поднялся и схватился за револьвер.

— Что ты сказал? Я лгу? Да я тебя пристрелю как…

Я прервал его:

— …как франка там, наверху, в Вади-Тарфои!

Рука, державшая револьвер, опустилась, и мертвенная бледность покрыла лицо мужчины. Но он взял себя в руки и угрожающе придвинулся ко мне:

— Что ты имеешь в виду, я что-то не понимаю?

Я сунул руку в карман, вытащил газеты и заглянул в них, чтобы найти имя убийцы.

— Я имею в виду, что ты вовсе никакой не уэлад-хамалек. Твое имя мне хорошо известно — оно звучит как Хамд эль-Амасат.

Теперь он отшатнулся и вытянул вперед руки, как бы отталкивая меня.

— Откуда ты меня знаешь?

— Я тебя знаю, и этого достаточно.

— Нет, ты меня не знаешь. Зовут меня не так, как ты сказал. Я из уэлад-хамалек, а если кто этому не верит, того я пристрелю!

— Кому принадлежат эти вещи?

— Мне.

Я схватил носовой платок. Он был помечен инициалами «П. Г.». Я открыл крышку часов и увидел на внутренней стороне ее те же самые инициалы.

— Откуда у тебя часы?

— Какое тебе дело? Отдай!