Через сердце

Зря помянул председатель про Баляса. Сразу глухие стариковские голоса покрыли:

— Но, не больно, ты-ы! Ишь какой! Слезай с бревен-та!

Тут вышел Епимах, пригладил бороду:

— Не так, председатель, неладно идешь, не той дорогой. Баляса мы сами звали, мы его за обманщика не считаем, его по всей Гледуни знают. И поп вот тоже из-за тебя уехал, насмешку ты ему устроил худую. Да ты эдак всех от нас отвадишь, эдак к нам и в гости боле никто не поедет. Что ты, парень, в уме?

— Не плети узор! — пересек его важную речь Василь Петрович. — Я вам сейчас, граждане, про эту хитрую механику все объясню. Как у нас дело-то вышло: поп приехал, зверя за собою привел, а за зверем и колдун вслед. Все одна шайка-лейка, один за другим идут, друг за дружку вяжутся мироеды наши. Глупостью нашей живут, с нашей темноты кормятся. Про таких обманщиков Балясов одно скажу: отвести их в лес подале, да и… спихнуть в болотину…

— Но-но! Слезай, приехали! — буркнул Епимах.

Обернулся сразу Василь Петрович:

— Я ведь знаю, чего ты, Епимах, за попа да за колдуна стоишь. Ты сам одного с ними корешка, вот и мутишь тут всех. Сколько, спрошу я тебя, бывало, на твоем неводе работников стояло? А почем ты их наймовал? А сколько ты рыбы засаливал? А почем купцу продавал? А сколько барыша огребал?.. Вот то-то и есть!

— Сколько огребал, — сказал раздельно Епимах, — столько и в кошелек себе клал. Тебя считать не позову, с тобой делиться не стану.

Так и подскочил председатель:

— Ой, гляди, не привелось бы поделиться, как бы мы твои доходы не посчитали. Ой, гляди, Епимах!..

Не дали больше слова сказать Василь Петровичу, а вылез рядом Епимах. Зыкнул как из бочки пустой:

— Старики! Доколь нам рассусоливать? Чего он тут над нами изгиляется? Какая он нам власть? Кто его над нами поставил? Где те уставщики?..

— Вот и верно! — взгудели старики, выставляя важно бородищи.

Пожевал губами Епимах и вынул пальцами попавший на язык волос.

— Где твой сын Пашко? — крикнул в то время Василь Петрович.

Не посмотрел даже на него Епимах, только большой белый лоб передернуло пробежавшей, как зыбь, морщиной. И сгрудились теснее старики, ждали ответа.

— Нам тут укор выходит за сыновей, — повел опять неспешно Епимах. — Что касаемо меня, так я Пашке моему благословенья не давал за тобой в тайболу ходить, сам пошел. А вот что вы́ходили-то, скажи? Какие богатства нажили? Где та золота гора? Ха-а! Костье волки растащили. Что, не так?

Подтвердили старики в один голос:

— Сами пошли волкам в зубы. Никто не гонил.

И подхватил опять с налета Епимах:

— А учили! Вы, мол, старики, худым умом живете! Допустите нас дела поделать! Вот и доделались. До-де-ла-лись!

Усмехнулись старики и посмотрели все на председателя: «Что скажешь?»

Себя не вспомня, замахал на них сверху Василь Петрович и разжигался все больше, — видел, как притихли все от его слов:

— Ну-ко, вы! Старики! Не хуже ли вы зверя выходите? И зверь свое дите помнит… А вы! Извековы, Скомороховы, Яругины! Чего затрясли бородищами, как козлы? Где ваши ребята — Кирик, Сидорко, Петруша и другие, где? Где? Забыли? Небось как ребята, бывало, домой приходили — вы и пикнуть не смели. Со всяким почтеньем встречали — да? Как не ваша сила выходит — вы шелковиночкой вьетесь, а чуть что, так и занеслись? Что молчите-то? Не помните? А звезду с памятника кто сшиб, не ваша рука? Ну, что, клопы вы несчастные? Забились во щель и молчок! Добере-омся! Каленым прутом вас тут будем выжигать! Хвосты подымать не станете! Не-ет, прошло время!..

— Не ругаться! — взвизгнул кто-то, опомнившись.

— Долго будем терпеть али нет?

— Всякий вшивик будет кориться!

— Сходи с бревен-та! Вылез!

— Сходи-и!

Подшибли в подколенки, стащили с бревен. Только и сказал на то Василь Петрович:

— А будьте прокляты!

И побежал прочь.

Опять Епимах голос взял, свое повел:

— Бона как! Баляс враг, — в тайболу, говорит, отвести. А я вот в Баляса верю, что поделаешь, раз моя вера такая? Так уж я своих коров и погоню, мои коровы-то, ни у кого не спрошу. Где-ко пастух?

Хватились все — где пастух, оглядывались наокруг: не было Естеги нигде.

Уж заворчал грозно Епимах:

— Душу с тела вон! Когда надо — не докличешься беззадого!

Прибежали тут ребятенки с берега, весело рассказывали:

— Естега-то в окошке сидит под замком… Хы-и! Председатель сейчас в баню сволок, в холодную. Хы-и!

— Но, ври! — прикрикнули старики.

Стихли сразу ребята, один за всех сказал:

— Истинно Христос, тамотко.

Вылез опять Епимах Извеков, задымился густым черным дымом:

— Ну, вла-асть! Ну, народна власть! Один супротив всех хочет сделать. А? Что вы скажете?

Выскочил в ряд с Епимахом мурластый Пыжик, затолокся, завертелся, засипел с натугой:

— Думает, побоимся! Да ежели все заберем, х-оврю, заберем багорье, граждане, в минуту раскотим, х-оврю, раскотим баню по бревнышку. Чего глядеть!

И слез. Не любили на Шуньге заику, смеялись всегда, дразнили дурашливо, а тут послушали, замахали согласно бородищами:

— Вот верна-а!

И обрадовался Пыжик, затоптался, полез опять на бревна, хотел сказать, что первый на такое дело пойдет, да отвел его рукой Епимах:

— Годи!