Через три океана

Самые большие повреждения по корпусу судна были на флагманском корабле "Олег". Много крупных пробоин, затоплено несколько отделений.{86} Вследствие какого-то повреждения в цилиндре, а также оттого, что временную заделку пробоин срывало волной, "Олег" уже не мог дать своего прежнего хода. Зато наш крейсер, не защищенный, как "Олег", барбетами и казематными броневыми башнями, понес гораздо большие потери людьми и орудиями.{87} Из числа пострадавших на "Авроре" 99 человек - 57 приходилось на комендоров и орудийную прислугу.

По приведении в известность потерь, повреждений и количества угля, адмирал запросил мнения командиров о том, куда идти. Для большинства аврорцев продолжение курса SW и утром явилось новостью. Опросив офицеров, Небольсин передал по семафору мнение "Авроры" о том, что надо в ближайшую же ночь попытаться форсированным ходом проскочить Цусимский пролив; пока же просил позволения прекратить пары в лишних котлах, чтобы сберечь силы машинной и кочегарной команд. Что заявили командиры остальных двух судов, не знаю.{88} Отряд пока продолжал двигаться прежним курсом, самым малым ходом, стараясь на тихой воде, пока не засвежело, заделать пробоины. Сигнальщики внимательно следили за горизонтом: ожидалось появление наших броненосцев, которых мы видели отступающими на юг. Сидя в кресле на шканцах, командир отдавал приказания. В исполнение обязанностей старшего офицера вступил лейтенант Прохоров.

Пока все это происходило наверху, я занялся своим делом. Работы предстояло много. Прежде всего, надо было разместить раненых поудобнее, выбрать места более прохладные и светлые, переменить тюфяки, залитые кровью, вымыть раненых, переодеть в чистое белье, организовать постоянный уход и наблюдение за ними. Для этого было отряжено 15 человек санитарного отряда; им было поручено измерять температуру два раза в день, поить, кормить раненых. Помогали и свободные от службы товарищи. Наскоро были сооружены временные деревянные нары в батарейной палубе. Для раненых имелись постоянно под рукой горячий чай, кофе, холодное питье. Лазаретные и кают-компанейские запасы клюквенного и лимонного экстрактов, коньяку, рому, красного вина, консервированного молока щедро расходовались. Более тяжелым пришлось назначить легкую диету: бульон, молоко, кисель, яйца. Всюду шла деятельная очистка от кровяных пятен. Окровавленные вещи выбрасывались прямо за борт, [но] все-таки уже в конце суток трупный запах стал давать себя почувствовать. Раненые вели себя поразительно терпеливо. Повязки держались хорошо, некоторые промокли. Во время обхода я заглянул в каюту Лосева, поглядел на Евгения Романовича, лицо которого приняло уже строгое, спокойное выражение. Составив список раненых и назначив, кого брать первыми, я приступил к перевязкам. Началась наша настоящая медицинская работа.

Сейчас же я встретился с вопросом, к чему надо прежде всего приступить. Если мы будем прорываться ночью, то не стоило предпринимать каких-нибудь больших операций и удалять глубоко лежавшие осколки, а просто сменить повязки, перевязав кровоточившие сосуды. Если же мы намерены идти на юг, то ранами можно заняться основательнее, как в мирное время. Я посылал несколько раз узнавать, в чем дело, выходил сам, и так и не мог добиться толку. Никто не знал, что предпримет дальше адмирал.

Часов около десяти утра на центральный перевязочный пункт стали доноситься отдаленные выстрелы. Очевидно, с севера догонял нас с боем наш броненосный отряд. Это для всех настолько не было неожиданностью, что мы отнеслись к этому совершенно апатично, продолжали работу, как ни в чем не бывало, разве только с еще более серьезными лицами. На этот раз мы даже и не старались узнать, в чем дело. Через полчаса кто-то, однако, принес известие, что наверху к пробоинам в трубах стараются приделать железные листы. Они-то своим хлопаньем и производили полное впечатление глухой отдаленной пальбы.