Николаевский посвятил новому XXII съезду ряд своих статей[798]. Он писал, что на подготовку съезда ушло необычно долгое время, что свидетельствовало о «напряженности на верхушке диктатуры»[799], проявлявшейся, в частности, в столкновениях между слоями партбюрократии в связи с кампанией по омоложению, то есть «хрущевизации», партаппарата. В создании Хрущевым новой программы он увидел попытку нового руководителя стать вровень с автором первой программы – Лениным – и автором советской конституции Сталиным. Николаевский многого ожидал от этого съезда, но не того, что на нем произошло: публичная десталинизация советского строя. Он, однако, вслед за большинством других наблюдателей не считал, что борьба за власть в Кремле завершена и что диктатура вошла в период сравнительно спокойного развития. Историческое значение XXII съезда КПСС он видел прежде всего в том, что съезд разбил легенду о единстве и сплочении советской коммунистической партии.
По мнению Николаевского, защитникам сталинской ортодоксии удалось ввести в доклады Хрущева на XXII съезде ряд формулировок (о преимущественном развитии тяжелой промышленности за счет легкой, об ограниченных возможностях сосуществования с капиталистическим миром), которые отступали от его заявлений последних лет. Да и по своему составу съезд был не совсем таким, каким планировал увидеть его Хрущев: несмотря на омоложение партаппарата, люди старшего поколения составляли на нем примерно туже долю, что и на предыдущем съезде. Правда, единогласное принятие новой программы КПСС можно было считать победой Хрущева. На этом фоне Николаевский объяснял «запутанную и часто противоречивую игру Хрущева на съезде»[800], увенчавшуюся, однако, важными победами. В качестве наиболее существенных ее элементов рассматривались удары по «проходимцам», возглавлявшим компартию Албании (официально она именовалась Партией труда), по «маленькой шавке» Энверу Ходже, за спиной которого стоял огромный коммунистический Китай. Это означало лишь то, что Хрущев сознательно шел на разрыв с Китаем Мао Цзэдуна, готовившим «страшные войны на тихоокеанском пространстве». Наконец, Хрущев подверг новой критике Сталина и в конечном счете вынес его тело из Мавзолея.
Вне прямой связи с XXII съездом Николаевский ставил вопрос о необходимости серьезного расследования предвоенной сталинской внешней политики, его сговора с Гитлером в 1939 г. «Выкорчевать элементы сталинизма из практики советской жизни нужно с самих основ, – и для этого нужно прежде всего вскрыть подлинную историю отношений Сталина с Гитлером»[801], – писал Николаевский. Он пришел к выводу, что главным фактором является продолжение борьбы за власть в верхах КПСС, и вступил в полемику с Сувариным, назвавшим XXII съезд «съездом неожиданностей», утверждавшим, что борьба внутри советской элиты завершена и положение стабилизировалось. Нет, доказывал Николаевский, почти все, что происходило на съезде, не было неожиданным, а являлось результатом столкновений между группами, стремившимися к проведению противоположных политических курсов. Конечно, неожиданности были, соглашался Николаевский и приводил пример «сумасшедшей Лазуркиной на трибуне»[802], которой доверили «высокую честь» выступить с предложением о выносе тела Сталина из Мавзолея[803]. Правда, это предложение было поддержано достаточно номенклатурным партийным чиновником – секретарем Ленинградского обкома партии И. В. Спиридоновым, из-за чего Николаевский именно его ошибочно считал автором идеи о выносе Сталина из Мавзолея[804].
К начавшейся десталинизации Николаевский призывал относиться со скептицизмом:
«Похоронить тело Сталина было сравнительно легко, – выкорчевать остатки сталинизма из советской действительности много труднее. И вся история послесталинских лет была не чем иным, как историей новых и новых попыток реабилитации Сталина, – новых и новых попыток реставрации сталинизма»[805].
Многочисленные упоминания «антипартийной группы» Молотова – Маленкова, ушедшей в прошлое, должны были служить отчетливым предостережением для хорошо окопавшихся сталинистов и их лидера Суслова. В этой связи упоминались фамилии H.A. Мухитдинова, не избранного в высшие партийные органы, а переведенного с понижением на работу в Центросоюз в качестве заместителя его председателя, и А.Б. Аристова, сменившего кресло секретаря ЦК на посольскую должность в Польше[806]. Полагая, что дальнейшая десталинизация партийного аппарата – дело ближайшего будущего, Николаевский заключал, что «не следует преуменьшать значение этого процесса. Развитие идет в направлении высвобождения политики страны из-под диктатуры примата внешней политики. XXII съезд – важнейший этап на этом направлении. Но не следует закрывать глаза на трудности, на которые этот процесс может натолкнуться.
Победа Хрущева далась ему с огромным трудом, – и пока не ясно, удастся ли ему ее полностью закрепить»[807].