Черная Африка: прошлое и настоящее. Учебное пособие по Новой и Новейшей истории Тропической и Южной Африки

Неделю спустя он убит в Бирме, вдали от дома, но защищая свою Британию. Я запомнил его слова на всю жизнь. Сначала я старался смягчить смятение, охватившее мой ум, представляя себя просто наемником, который воюет на стороне иностранной державы, чьей колонией, так уж случилось, мы стали. Но ощущать себя наемником, значит понимать, что ты продажен и человек второго сорта, тем более, когда есть за что бороться у себя на родине.

На следующий год, когда часть, в которой я служил, находилась на отдыхе в Калькутте, я встретил высокого и сильного негра с Юга США. Со мной был говорящий по-английски Али из Танганьики, и у нас троих завязался разговор.

– Как твое настоящее имя? – спросил я негра, прочитав фамилию «Стефенсон» на его куртке полевой формы американской армии.

– Что ты имеешь в виду под «настоящим именем»? Вот она моя фамилия – «Стефенсон» – ответил он.

Я объяснил, что имел в виду его африканское имя. Поскольку он тоже был черным, у него должно было быть африканское имя, доставшееся от предков.

– Если у меня и было африканское имя, – сказал он, – то оно должно быть давно потеряно, возможно, на корабле работорговцев, который доставил одного из моих дедушек в Америку <…>.

– Вы, ребята, – четко проговорил он, – все смотрите на меня как будто я какой-то урод или ненормальный только потому, что у меня нет африканского имени. Так случилось, потому что много лет назад какие-то арабы вывезли моих соплеменников в Америку, и с тех пор мы все росли в христианской стране. Подобное может произойти и с народом, к которому пришли христиане, тебя необязательно должны везти в Англию, чтобы лишить не только имени, но и привычного образа жизни. Ты можешь потерять все это, оставаясь в собственной стране! Сейчас вас обращают в христианство поколение за поколением. Однажды вы проснетесь и подумаете, что вы действительно христиане. Разве после этого белым будет не легче по-прежнему управлять вами? Некоторые из вас верят россказням, что африканцу лучше всего следовать образу жизни белых, молиться белым богам и что все, что хорошо для белых, хорошо и для африканцев. Кто же тогда будет бороться за свободу?

Он, вероятно, почувствовал, что его монолог превращается в речь, и мне показалось, что он смущен и собирается прервать ее. Но его слова тронули нас, и к счастью, он не остановился. Он рассказал нам о цветном барьере в Америке, с которым он сталкивается в гостиницах, кинотеатрах, автобусах и в магазинах, хотя все американцы, начиная с самого Рузвельта, отрицают, что такое явление существует. «Америка – великая страна, – сказал он, – но ее изнутри разъедает расовая дискриминация. Это страна двойных стандартов, двуличная страна, которая, похоже, не в состоянии излечиться сама.

Нам, американским неграм, – продолжал он, – всегда говорили, что это страна свободы, – продолжал он, – что нам не о чем беспокоиться, надо только много работать. Так мы и жили, страдая десятилетиями. Я уверен, что после окончания этой войны вам подбросят ту же байку и введут в заблуждение. Британцы или кто там управляет вашими странами, скажут вам, что все хорошо, что вы должны целиком положиться на них и не беспокоиться. Я не знаю, много ли вы натерпелись в прошлом, но уверен, что будете страдать в будущем, если не добьетесь свободы».

Я очень внимательно все это слушал и вспоминал другой странный разговор, который состоялся у меня в Бирме.

«Я хочу сказать, – продолжал Стефенсон, – что вы не должны поддаваться обману белых христиан, которые говорят, что они более развиты, чем вы, поскольку носят имена святых, и у них есть священные места. Знайте, что Иерусалим находится не в раю, он всего лишь в Палестине, где люди воюют, используя бомбы и снаряды, умирая на так называемой Святой Земле».

Это потрясло меня, так как я всегда верил, что Иерусалим в Раю. «Сейчас белые христиане воюют друг с другом, разве вас не беспокоят их слова о том, что вам нельзя сражаться за свою свободу», – сказал нам Стефенсон, почти сбившись на крик. «Белые, которые сейчас воюют, будут героями во веки веков, а вы, африканцы, станете героями одного дня, а потом про вас забудут. Если хотите быть настоящими героями, почему бы вам не сражаться за свои страны?»

Речь Стефенсона и долгие беседы с ним в последующие несколько дней стали для меня еще одной школой. Он любил говорить об истории, особенно о войнах и революциях. Его любимым примером было Гаити, где чернокожие люди боролись за свою свободу и добились независимости от Наполеона, несмотря на многочисленные заявления, что этого им не удастся сделать никогда. Перед тем как расстаться, Стефенсон сказал, что я ему приглянулся, и он устроит так, что я получу в Америке образование, благодаря которому я смогу помочь своему народу Его обещание было искренним, но судьба больше не свела нас на войне, и моим многим моим мечтам не суждено было сбыться. И все же он стал для меня хорошим учителем в ответственный момент жизни.

<…>