Черная часовня

– Трудно придумать лучшую формулу для описания идеальной жертвы убийства, – пробормотала Ирен сердито, стараясь не повышать в гневе голос. – Женщины в Уайтчепеле тоже были пьяны. Я могу понять их необходимость притуплять ощущения. Но я не в силах испытывать ничего, кроме неописуемого презрения, к мужчине, который охотится на столь слабых жертв, каким бы нездоровым ни был его ум.

– Но он явно безумен. Благодаря тому, что в вашей книге описаны подобные случаи, мы знаем больше лондонской полиции о методах и мотивах подобных убийц. Не думаю, что даже Шерлок Холмс, хоть ему и довелось увидеть манию Келли своими собственными глазами, до конца понимает его ненависть к женщинам, как понимаем ее мы.

Она встретилась со мной взглядом:

– Мы понимаем больше, чем хотели бы.

Я опустила глаза:

– Я… поражена, что ваше презрение не распространяется на меня.

– На ту роль, что вы играли? Никогда.

Ее ответ не уступал по двусмысленности выражению ее глаз. Примадонна смотрела на меня с такой настойчивостью, какую я никогда не встречала в других людях, словно она знала меня намного лучше, чем я когда-либо знала ее.

Слова «роль» и «играла» эхом повторялись у меня в голове – с насмешкой, которой не было в ее голосе.

Меня не покидало отчетливое ощущение, что в каком-то смысле она действительно питает ко мне скрытое презрение, но по далеко не столь очевидной – во всяком случае, для меня – причине. Мне стало невероятно стыдно и больно, хоть я и не могла понять, почему.

И все же сейчас мы сидели наедине посреди ночи, и она доверяла мне так, как я не могла довериться ей. В результате мне стало еще хуже. Но главная беда заключалась в том, что я не могла в этом признаться.

Ирен вновь склонилась над своими бумагами, делая пометки.

– Что это? – спросила я.

– Мы вернулись к Эйфелевой башне. Это место – всемирная деревня и шоу Буффало Билла «Дикий Запад». Видите связь?

– Вы чертите линию между Эйфелевой башней и собором Парижской Богоматери.

– По сути, не собором, хотя он тоже является остановкой на пути.

– Но эта точка находится именно на месте собора Парижской Богоматери.

– А вот и нет. За собором Парижской Богоматери на острове Сите, в самом его конце, есть сотни разных мест. Это – парижский морг.

Я охнула: я же совсем забыла о морге!

– Но он не имеет никакого отношения к преступлениям. Это всего лишь место, куда отправляют всех мертвых.

– Это место, куда весь Париж отправляется посмотреть на мертвых, – исправила она меня, – как весь Париж ходит в собор Парижской Богоматери, на Эйфелеву башню, Всемирную выставку и шоу Буффало Билла «Дикий Запад». Вы еще не догадались?

– Пока нет, но… На улицу де Мулен весь Париж не ходит.

– Тот Париж, который в нашем случае имеет значение, ходит. Мужчины, руководящие городом, страной и миром.

– А как насчет катакомб – это не то место, которое привлекает общественность.

– Пока нет, – горько улыбнулась Ирен. – Дайте парижанам время понять, что эти отвратительные места достойны эксплуатации. Карты и документы Ротшильда показывают, что большинство из них – не просто христианские катакомбы времен Римской империи. Там находятся кости с кладбищ, которые были перемещены из-за роста населения города в нынешнем веке с нескольких сотен тысяч до двух миллионов. Останки относятся исключительно к семнадцатому веку. Тем не менее это покойники, и они французы, а весь Париж в последнее десятилетие нашего века склонен к нездоровым увлечениям. Возможно, пятна свежей крови в итоге принесут катакомбам общественное признание, которого они заслуживают.

– Это правда, кровь и сенсации привлекают общественное внимание, – согласилась я. – Так было всегда.

– Но раньше кровь и сенсации не занимали такую большую часть общественного сознания, как сейчас, когда газеты трубят о самых ужасных происшествиях на каждом углу.

– Газетчики не придумывают зверства, о которых сообщают.

Она смерила меня столь острым, колючим взглядом, что мне пришлось смягчить свое мнение:

– Некоторые из них действительно… придумывают, полагаю. Иногда.

– Скорее провоцируют, чем придумывают, – признала Ирен. – Если бы люди не были столь жадными на новости о несчастьях других, на сенсационных газетах не делали бы деньги.

– Посещение морга бесплатное, – заметила я.

– Да, однако то, что начиналось как помощь в опознании тел – обычно утопленников из Сены, – превратилось в бесконечную выставку смерти. По крайней мере, в Лондоне нет такой традиции.

– Не могу представить, чтобы чопорные англичане допустили подобное, – ухмыльнулась я. – Слишком многие тела неодеты, хотя благодаря этому те покойники, на которых есть одежда, выглядят куда интереснее.

Ирен рассмеялась в ладошку, приглушив смех и заодно согрев озябшие пальцы.

– Вы правы, Пинк. Когда речь идет о голых покойниках, англичан скорее возмутит неуместная нагота, чем дикость самого процесса разглядывания трупов. Но французы… они посчитают клочки одежды даже более интригующими. А вот американцы… что ж, их потрясет и то и другое.