– Да. Мне не очень нравится это имя. Собственно, почему Алекс?
– Мы можем выбрать другое. Может быть, риска меньше, если оставить твое имя Арчи, но мы должны проявить бдительность. Ты мой сын, родившийся в Соединенных Штатах. Я должен просить принять тебя это допущение, поскольку иначе никак нельзя объяснить, почему я привез тебя в Галичник. Ты мой единственный ребенок, и твоя мать умерла, когда ты был маленьким. Это уменьшит подозрения на тот случай, если мы встретим кого-нибудь, кто говорит по-английски. До недавнего времени я подавлял в себе все чувства к родине, поэтому не научил тебя сербскохорватскому языку и сербским обычаям. В какой-то момент, пока готовил обед, я решил, что ты будешь глухонемым, но потом передумал. Это создаст больше трудностей, чем решит.
– Это идея, – заявил я. – Почему бы и нет. Я же и есть глухонемой.
– Нет. Кто-нибудь может услышать, как мы разговариваем.
– Пожалуй, – неохотно уступил я. – Я хотел бы в это поиграть, но считаю, что вы правы. Итак, мы собираемся в Галичник?
– Слава богу, нет. Было время, когда шестьдесят километров по горам были для меня ерундой, но не сейчас. Мы отправимся в одно место, которое я знаю, или, если там что-то не так, туда, куда Паоло…
Зазвонил телефон. Я машинально вскочил, но осознал свою непригодность и стал ждать, пока Вулф не подойдет и не снимет трубку. Через минуту он заговорил, значит это был Телезио. После короткого разговора он повесил трубку и повернулся ко мне:
– Это Паоло. Он ждал, когда Гвидо вернется из поездки на лодке. Он сказал, что должен ждать до полуночи или еще дольше. Я сообщил ему, что мы составили план и хотим обсудить его с ним. Он сейчас приедет.
– Теперь что касается моего имени… – сев, начал я.
Глава 6
Суда бывают разные. «Куин Элизабет» – настоящее судно. Держу пари, что штуковина, на которой я августовским вечером катался по озеру в Центральном парке с Лили Роуэн, возлежащей на корме, тоже называлось судном. Судно же Гвидо Баттисты, которое должно было перевезти нас через Адриатику, было чем-то промежуточным между ними, но более близким к тому, прогулочному, нежели к «Куин Элизабет». Двенадцать метров в длину – тридцать девять футов. Его явно не мыли с тех пор, как римляне контрабандно перевозили пряности из Леванта, однако модернизированное двигателем и винтом. Во время нашего путешествия я в основном занимался тем, что пытался представить, где на такой посудине сидели галерные гребцы, но эта задача оказалась мне не по силам.
Мы отчалили в понедельник в три часа дня, потому как подойти к противоположному берегу необходимо было в полночь или чуть позже. Это казалось вполне возможным, пока я не увидел «Циспадану» – так она называлась. Представить, что это сооружение может преодолеть 170 миль по открытому морю за девять часов, было настолько фантастично, что я не смог произнести ни единого слова и даже не пытался. Тем не менее все путешествие заняло девять часов двадцать минут.
Мы с Вулфом не вылезали из нашего оштукатуренного убежища, но Телезио был очень занят и ночью, и днем. Прослушав план Вулфа, возразив по ряду пунктов и в конце концов согласившись, потому что Вулф стоял на своем, он снова уехал за Гвидо, привез его, и Вулф с Гвидо достигли взаимопонимания. Телезио отбыл вместе с Гвидо и в понедельник еще до полудня вернулся с вещами. Для меня он принес на выбор четыре пары брюк, три свитера, четыре куртки, кучу рубашек и пять пар ботинок и примерно тот же набор для Вулфа. Все вещи, за исключением обуви, были не новые, но чистые и целые. Я примерил их, в основном для того, чтобы убедиться, что они подходят по размеру, не обращая внимания на цвет, и в итоге остановил свой выбор на синей рубашке, темно-бордовом свитере, темно-зеленой куртке и светло-серых брюках. Вулф, облаченный в желтое, коричневое и темно-синее, выглядел еще живописнее. Рюкзаки были старые и грязные, но мы их выстирали и начали упаковывать вещи. Поначалу у меня случился перебор с нижним бельем, пришлось пойти на попятный и начать все сначала. В перерывах между приступами смеха Телезио дал мне разумный совет: полностью выкинуть нижнее белье, взять две пары носков и забрать весь шоколад. Вулф перевел мне его слова, совет одобрил и сам ему последовал. Я ожидал новой ссоры из-за оружия, но получилось наоборот. Мне было разрешено взять не только «марли», но я еще получил в придачу кольт 38-го калибра, который выглядел как новый, и пятьдесят патронов к нему. Я попробовал засунуть его в карман куртки, но револьвер был слишком тяжелым, и я пристроил его на бедре. Кроме того, мне предложили восьмидюймовый нож, блестящий и острый, но я не согласился. Телезио и Вулф настаивали, утверждая, что бывают ситуации, когда нож полезнее револьвера, но я сказал, что скорее проткну им себя, чем противника.
– Если нож так нужен, – заявил я Вулфу, – что же вы не возьмете его себе?
– Я беру два, – ответил он и показал.