Черная гора

Телезио тоже это знал. Когда он остановил машину во дворе оштукатуренного дома и мы направились к двери, он что-то сказал Вулфу, а тот перевел мне:

– Мы разденемся в прихожей, а эти тряпки выбросим на улицу.

Так мы и сделали. Телезио даже принес стул для Вулфа, а я отказался. Подробности опускаю, за исключением носков и ботинок. Вулф боялся снимать их. Когда он наконец решился, то уставился на свои ноги в полном изумлении. Думаю, он ожидал увидеть ободранное почти до костей розовое мясо, а его взору открылась всего лишь парочка мозолей.

– Ничего, через годик-другой пройдут, – жизнерадостно подбодрил я.

Спрашивать Вулфа об устройстве водонагревателя мне не пришлось, потому что предусмотрительный Телезио уже включил его.

Два часа спустя, в четверть второго, мы сидели вместе с Телезио на кухне и уплетали грибной суп, потом спагетти с сыром, запивая их вкуснейшим вином. Мы уже были чистые, переодевшиеся и сонные как мухи. Вулф позвонил в Рим Ричарду Кортни и договорился о встрече в пять часов. Телезио позвонил в местный аэропорт и сказал, что самолет вылетает в половине третьего. Я никогда не просил Вулфа дать полный отчет о его разговоре с Телезио в тот день и, вероятно, не получил бы его, если бы я не хотел знать о двух моментах. Во-первых, что Телезио думал о том, что мы предложили Стритару восемь тысяч долларов? Он думал, что это не нужно, аморально и возмутительно. Во-вторых, что Телезио думал о том, что Вулф сказал Стритару о Данило Вукчиче? Согласился ли Телезио со мной, что Вулф мог доставить Данило неприятности? Нет. Он сказал, что Данило не создавал никаких проблем и в течение трех лет Стритар пытался решить, в каком направлении Данило будет действовать, и ничто из того, что сказал Вулф, не навредит ему. Мне стало легче, так как не хотелось даже думать о том, что Мета могла лишиться кормильца семьи.

Мы слегка поспорили на двух языках, и это несколько осложняло беседу. На чемодане Вулфа инициалов не было, а вот на сделанных по его заказу рубашках и пижаме они были вышиты. Не сможет ли Зов каким-то образом увидеть их и сообразить, что его пытаются заманить в ловушку? Вулф считал, что риск ничтожно мал, но мы с Телезио так на него насели, что он сдался. Рубашки и пижаму было решено оставить у Телезио, который пообещал выслать их в Нью-Йорк в самое ближайшее время. А вот мой чемодан был помечен моими инициалами, но мы решили, что «А. Г.», благо меня зовут Алекс, не столь рискованно, как «Н. В.».

Телезио отвез нас в аэропорт на своем «фиате», который по-прежнему выглядел целехоньким, хотя его владелец делал все от него зависящее, чтобы посшибать деревья и телеграфные столбы. В аэропорту было гораздо больше людей, чем в Вербное воскресенье, но, очевидно, синьор, который просматривал наши документы в тюрьме, позвонил в аэропорт, поскольку Телезио заскочил в комнату с нашими паспортами и тут же вернулся, а потом провел к ожидавшему нас самолету. Со слезами на глазах – не от горя, а, как я заметил, от смеха – он поцеловал Вулфа в обе щеки, а меня в одну, а затем просто стоял и смотрел, как мы взлетаем.

Поскольку по дороге туда мы не покидали аэропорта, я не мог сказать, что был в Риме, но теперь могу. Такси доставило нас через город в американское посольство, а потом еще одно отвезло нас обратно в аэропорт. А потому могу похвастаться, что знаю Рим как свои пять пальцев. Его население составляет один миллион шестьсот девяносто пять тысяч четыреста семьдесят семь человек, и в нем полно древних зданий.

Когда мы зашли в одно из таких зданий – я имею в виду здание посольства, – до назначенной встречи оставалось еще десять минут, но ждать нам почти не пришлось. Молодая женщина, выглядевшая как конфетка, но рискующая через несколько лет заполучить второй подбородок, поинтересовалась тем, кто мы такие. Вулф представляться не стал, сказав лишь, что нас ждет мистер Кортни. Секретаршу, видимо, проинструктировали, поскольку, погадав, кто мы – агенты ЦРУ или путешествующие инкогнито конгрессмены, – она что-то сказала в телефонную трубку, и пару минут спустя к нам вышел сам Ричард Кортни. Он любезно и дипломатично приветствовал нас, не произнося вслух наших имен, и провел к себе по длинному широкому коридору. В каморке, служившей кабинетом, имелось три стула. Кортни пригласил нас занять два из них, а сам направился к третьему, который стоял за столом, заваленным бумагами.

За четыре дня, прошедшие после нашей первой встречи, Кортни не слишком изменился. Он все так же напоминал студента, но гораздо более сдержанного. Судя по взглядам, которые он бросал на нас, Кортни собирался выяснить, не следует ли нас в чем-то подозревать.

– Вы сказали по телефону, – начал он, глядя на Вулфа, – что хотели попросить меня об услуге.

– О двух услугах, – поправил его Вулф. – Первая заключалась в том, чтобы мы могли попасть к вам, не называя своих имен.

– Это уже сделано. А вторая?