Черная изба

– Да мне-то откуда знать, Лен! Ты же сама говоришь, она наркоманка, и я тебе так говорю! Она что-то рассказывала про ребенка каких-то алкоголиков, которого на этом камне принесли в жертву. И будто бы из камня кто-то вышел и потребовал себе жену, ну или не жену, я не знаю, вроде бы в обмен на хорошую погоду и все такое…

Леночка засмеялась. Она откинула голову и смеялась долго, как-то раздельно выговаривая свое «ха-ха-ха», будто воздух у нее в легких кончился и смех приходилось буквально выдавливать.

– Кать, ну ты сама себя слышишь? – простонала она, отсмеявшись. – Как вообще в наше время можно взять и принести кого-то в жертву? В большом городе ребенок пропадет – тут же полиция и поисковые отряды на ушах стоят. А в деревне, где все друг друга знают, и вдруг пропал ребенок – думаешь, никто бы внимания не обратил?

– Она говорила, там маргиналы какие-то, алкаши… – промямлила Катя. Леночка, конечно, права, а Кочерга просто лапши ей навешала, попугать хотела любопытную дурочку.

– Нет в Лебяжьем никаких маргиналов, – отрезала Леночка прежним железным тоном. – Пьют некоторые, не без этого. Но еще никто не допивался до того, чтобы рассказывать про людей из камня, которые младенцев едят!

– Она не говорила, что это человек, просто…

– А кто? Черт с рогами? И что же он ее не съел тогда? Побрезговал?

– Лен, ну что ты на меня-то злишься? Не я же это придумала! – Катя сама не заметила, как повысила голос.

– Да тише ты! – шикнула Леночка. – Сейчас баб Таня услышит, вот она нас точно сожрет, не хуже черта.

Катя прыснула. Леночка тоже захихикала в кулак.

– Нет никаких чертей в камне, – назидательно произнесла она после небольшой паузы. – И погода тут тоже ни при чем. Это все сергеевские придумали, потому что завидуют, а работать, как мы, ленятся. Просто так вышло, что вся эта история с камнем совпала с окончанием кризиса, вот и все. Бабушка Наталья хотела себе все заслуги приписать, вот и подгадала. Просто повезло.

– И никакой мистики?

– А ты что, веришь в мистику, что ли? – Леночка взяла с тумбочки стакан с водой и отпила, а затем принялась крутить его в руках.

– Д-да вроде бы и нет, не верю… Лен, ну а перо? Которое я на камне нашла? Почему ты хотела его сжечь? И почему Крыса ко мне с этим пером привязалась?

Леночка молчала и все крутила стакан. Катя слышала, как скрипят по гладкому стеклу подушечки ее пальцев. Мышь под шкафом угомонилась – уснула, наверное.

– Нет никакой мистики, – наконец проговорила Леночка. – Зато есть люди, которые хотят, чтобы все верили, будто она есть.

– Это как?

– Слушай, не перебивай, а? – Леночка сердито поставила стакан назад на тумбочку. – А то у меня все меньше желания рассказывать. Ночь на дворе!

– Ладно, ладно, больше не буду. – Сильнее всего Катя боялась, что Леночка действительно замолчит.

– Они все так обставили, как будто правда что-то есть, – продолжила Леночка. – С утра, как рассветет, старшие женщины общины забирают тебя и ведут к себе. Там поят специальным чаем из трав, он сладенький и густой, как кисель. В это время собираются все женщины, которые уже ходили в черный дом раньше, и начинают неспешно беседовать. Настраивают на хороший лад. Рассказывают, что за подарки община тебе приготовила… Там хорошие подарки, да. Новая квартира с ремонтом, оплата учебы на хорошую профессию, заграничная поездка, всякие мелочи: золотые украшения, красивая одежда, разные приятные штучки. За этими разговорами ведут в баню, там раздевают, купают во всяких травах, парят веником, мажут всякими масками, мазями, притираниями, как в спа-салоне. Я в этом году летала с родителями на море в санаторий, вот там было что-то в этом роде. Это долго, успеешь несколько раз заснуть и проснуться: в тепле клонит в сон, еще эти запахи… В бане ты опять пьешь этот чаек и от него становишься совсем сонная и расслабленная. А потом, как стемнеет, тебя на лодке везут в черный дом…

– Как на лодке? – не удержалась Катя. – В декабре?

– Опять перебиваешь! – Леночка вдруг вызверилась, почти закричала. Катя вздрогнула. Откуда в Леночке столько силы и ярости? Раньше только пищала да вскрикивала…

– Ладно. – Леночка явно старалась взять себя в руки. – Лодка – это тоже какой-то символ, как я понимаю. Там, где раньше жила бабушка Наталья, девушку перевозили на остров в лодке. Я не знаю почему. Может, это не зимой было. А тут просто старый рукав реки, и он зимой замерзает, и лодку от самой бани до черного дома тащат по снегу волоком, на веревках.

– Понятно, – шепнула Катя, боясь опять рассердить Леночку.

– В доме ничего нет: ни окон, ни стола, ни печки. Он вообще не для жизни, он для этого зимнего праздника – и больше ни для чего. Туда и ходят только трижды в год: убраться до обряда, убраться после обряда и на сам обряд. Старшие женщины заводят тебя в дом, укладывают на кровать и уходят. Оставляют одну. В этот дом нельзя вносить огонь ни в каком виде, так что лежишь в темноте и ждешь. Обычно девчонки просто засыпают и утром ничего не помнят – такой уж этот чаек. Но меня стошнило этим чайком, слишком уж много я думала, наверное. Передергалась.